Но ещё достаточно долго после того, как он заглох, Юра и Паша (который, едва заслышав прилетевший из лесных глубин рык, мгновенно очнулся и вскочил на ноги), застыв на месте, не шевелясь, почти не дыша, широко распахнутыми немигающими глазами смотрели в непроницаемую сумрачную даль, откуда до них донёсся поразивший их как гром зычный рёв.
Они как будто ожидали, не раздастся ли он опять. Не услышат ли они вновь чего-то подобного. А когда поняли, что, скорее всего, не услышат, отвели взгляды от темноты и посмотрели друг на друга.
– Что это? – прошептал Паша, едва шевельнув побелевшими губами.
Юра ответил ему продолжительным задумчивым взором и, ничего не сказав, сделал шаг вперёд и снова пристально воззрился вдаль.
– Что это, Юр? – повторил свой вопрос Паша, чуть возвысив голос и не сводя с приятеля упорного вопрошающего взгляда.
Юра дёрнул плечом и как-то отстранённо, точно нехотя, проговорил:
– Откуда мне знать? Я слышал то же, что и ты.
Паша, явно неудовлетворённый таким ответом, нахмурился и, стараясь не показывать лёгкую дрожь в голосе, задал новый вопрос:
– Но что-то ж ты думаешь по этому поводу?
Юра снова ничего не ответил, лишь чуть пожал плечами и ещё внимательнее вгляделся в разлитую за рекой кромешную тьму, где, возможно, притаился тот, кто издал встревоживший путешественников оглушительный рёв.
Паша, всё более хмурясь и вздрагивая от раздававшихся порой случайных лесных звуков, некоторое время смотрел туда же, но, видимо не в силах обуздать нараставшее внутреннее беспокойство, внешне выражавшееся в бледности и усиливавшейся мелкой дрожи, возобновил свои расспросы:
– Так что ж это было, Юр? Как ты думаешь?
– Ничего я не думаю, – едва разжимая плотно сомкнутые губы, обронил Юра, по-прежнему глядя из-под насупленных бровей в застывший в отдалении чёрный, как уголь, мрак.
– Ну а всё-таки? – не отставал Паша, подступив вплотную к товарищу и вперив в него пронзительный выжидающий взгляд. – Зверь это был или человек?
Юра чуть усмехнулся и проговорил с лёгкой иронией:
– Я что-то с трудом представляю себе человека, который мог бы издавать подобные звуки… Хотя как знать, – едва слышно прибавил он, и мимолётная усмешка исчезла с его лица. – Как знать…
Но такие неопределённые ответы лишь увеличивали Пашино беспокойство. Он со всё большей опаской озирался кругом, за каждым кустом или веткой дерева угадывая скрытую угрозу, затаившуюся до поры до времени под покровом темноты, но в любой момент готовую выйти из тени. Особую тревогу вызывала у него протекавшая метрах в десяти от них река: доносившиеся оттуда по временам тихие всплески, журчание, едва уловимые шорохи наводили его на мысль, что там, в покрывавших берег и нависавших над водой зарослях, есть что-то живое и небезопасное для них. Он так пристально вглядывался в окутанную тьмой прибрежную зелень, что ему начинало порой мерещиться там какое-то движение, смутные, едва различимые, причудливые фигуры и даже как будто чьи-то диковинные обличья с размытыми, искажёнными и жутковатыми чертами.
В конце концов Паша так взбудоражил себя реальными, а ещё больше надуманными опасностями, подстерегавшими его повсюду, что не выдержал напряжения и сделал то, чего за несколько минут до этого безуспешно добивался от него Юра, – нырнул в палатку и, закутавшись в спальный мешок, замер, будто заснул. Но на самом деле сна у него не было ни в одном глазу: неудержимо разраставшаяся в нём тревога, мало-помалу превращавшаяся в страх, не позволяла ему забыться сном, а разгорячённая фантазия одну за другой рисовала мрачные, пугающие картины того, что могло случиться с ними в самое ближайшее время. А основания для тревожных предчувствий и предположений были, по мнению Паши, более чем веские. И в первую очередь – встреча на пустынной дороге с изнасилованной, избитой, буквально истерзанной и лишившейся разума девицей, упомянувшей в своём безумном, горячечном бреду, что в лесу есть какой-то могущественный и грозный «он», от которого, по её утверждению, ничего хорошего ждать не приходится. И её собственное состояние и внешний вид убедительно свидетельствовали в пользу её слов. Места для сомнений практически не оставалось.
А теперь, в придачу, ещё этот дикий рык, неожиданно разорвавший ночное безмолвие и лишивший Пашу остатков покоя. Что это за рёв? Кто его издал? Ну понятно, что не человек; тут Юра прав: человеческое горло не в состоянии исторгнуть из себя такие звуки. Значит, зверь. Но какой?.. Перебрав в памяти всё способное рычать зверьё, могущее обитать в местных лесах, Паша, не найдя более подходящих кандидатов, остановился в итоге на медведе. И хотя в здешних краях давно уже никто не слыхал ни о каких медведях, как знать, может быть, один какой-нибудь, в виде исключения, затерялся в глухой чащобе и лишь по ночам оглашает околицу истошным, душераздирающим рёвом, словно заявляя во всеуслышание о своём одиноком тоскливом существовании.