Но главное всё же не это. Главное – то, что он любит её. Как никогда никого не любил. И должен доказать это не на словах, а на деле. Должен вырвать её из лап зверя. Пусть даже ценой своей жизни.
Всё это молниеносно проносилось в его мозгу, когда он, осторожно и неуверенно ступая и вытянув перед собой руки, точно слепец, двигался в глубь заполненного тьмой подземелья, чутко прислушиваясь, не раздадутся ли вновь Маринины крики, которые могли бы послужить для него ориентиром. Однако ничего больше не было слышно. Ни звука, ни шороха, ни вздоха. Глухая, отупляющая немота.
Юру больно кольнула страшная мысль: не опоздал ли он? Не слишком ли долго он шёл к Марине со своей помощью? Не опередил ли его лесной изувер с обезьяньей мордой и человеческими глазами и не увидит ли он только бездыханное и изуродованное тело любимой?..
От этих мыслей его, несмотря на стоявший в подвале пронизывающий холод, кинуло в жар. Голова пылала огнём, а перед незрячими глазами мелькали жуткие, пугающие образы.
Взбудораженный и подстёгнутый ими, он ускорил шаг – и наткнулся на стену. Ободрённый тем, что достиг наконец точки опоры, он, перебирая руками по шершавой облупленной поверхности, по которой ползли струйки воды и шустро бегали мокрицы, пошёл дальше вдоль неё, надеясь рано или поздно достигнуть какого-то выхода.
И в этот миг он в третий раз услышал пронзительный, полный надрыва и муки Маринин крик. Причём теперь он раздался совсем рядом и прозвучал очень явственно и чётко. Новым было также то, что на этот раз её крик был не одинок: почти одновременно с ним послышался хриплый сердитый рык и ещё какие-то не совсем ясные звуки.
Юру прошиб холодный пот. Сердце выскакивало из груди. В голове мутилось. Он понял, что Марина и незнакомец находятся по ту сторону стены, вдоль которой он брёл. Брёл, как ему казалось, уже довольно долго. И если в ближайшие секунды он не найдёт входа в соседнее помещение, для неё всё будет кончено. А значит, и для него тоже…
Он хотел крикнуть ей в ответ, дать ей знать, что он здесь, рядом, что он идёт к ней на помощь. Но не смог выдавить из себя ни звука. Ответный возглас застрял в его сведённом спазмом, будто сжатом чьей-то рукой горле и вырвался наружу лишь в виде глухого, сдавленного стона.
Судорожно стиснув зубы и до боли вдавливая пальцы в мокрую шероховатую стену, он, ускоряя шаг, шёл дальше, напряжённо вслушиваясь в происходящее за ней и чуть не плача от обиды, досады, мучительного чувства вины, ощущения своей беспомощности и никчёмности. И острой, рвущей сердце жалости к той, которая так любила его, так верила в него и которую он не смог защитить, уберечь, спасти.
И вот, когда он уже почти утратил надежду и был близок к отчаянию, рука его соскользнула с каменной стены и упёрлась в металл. Это была дверь! Едва не задохнувшись от нахлынувшей радости, он стал лихорадочно шарить по двери пальцами в поисках ручки и, быстро нащупав её, потянул за неё. Однако дверь не открылась.
«Неужели заперта?» – со страхом подумал он и дёрнул сильнее. Дверь снова не шелохнулась, стояла как влитая.
У Юры на лбу выступила испарина. Он задыхался от волнения и бессильной ярости. Кровь, точно молотками, стучала в висках.
И в этот момент он снова услышал голос Марины. И уже не просто её крик, сопровождаемый низким, рокочущим звериным рычанием, а отчётливо расслышанный им зов о помощи. Словно почувствовав его присутствие, то, что он здесь, совсем близко от неё, что их разделяет только эта стена с наглухо закрытой дверью, и зная, что никто на свете не может спасти её, никто не явится к ней на выручку, кроме него, – она, очевидно в последнем отчаянном усилии, выкрикнула его имя.
Кровь ещё сильнее бросилась ему в голову. Сам, точно зверь, невольно зарычав от охватившего его бешенства, он опять ухватился за ручку двери и рванул её с новой, неизвестно откуда взявшейся силой.
И, совершенно неожиданно для него, дверь слегка подалась. Тогда он, поняв, что она не заперта, а просто осела и заржавела оттого, что её, по-видимому, уже много лет никто не открывал, уцепился за ручку обеими руками, упёрся левой ногой в край стены и, напрягшись всем телом, казалось, каждым мускулом, потянул дверь на себя. И она, вынужденно подчиняясь его неистовому напору, медленно, будто нехотя, с тонким протяжным скрипом отворилась.
Яркий белесый свет, мощно ударивший ему в глаза, на несколько секунд ослепил его. Хотя в действительности свет, озарявший помещение, на пороге которого оказался Юра, был совсем не ярок. Но его, пробывшего довольно продолжительное время в абсолютной темноте, и это бледное, приглушённое освещение больно ударило по глазам и заставило зажмуриться.