И встретил вместо безжалостного, пылавшего злобой и жаждой мести взора, ожидавшегося им, спокойный, холодный, бесстрастный взгляд, может быть, немного суровый и хмурый. Они пристально, не отводя глаз, взирали друг на друга около минуты. Один – несмотря на все свои усилия казаться мужественным и стойким, с неимоверным, неописуемым страхом в расширенных, потемневших глазах, дрожа всем телом и едва держась на ногах, чувствуя, как силы – а возможно, уже и сама жизнь – стремительно покидают его. Другой – твёрдо, внимательно, зорко, с лёгким прищуром, будто пронзая взором насквозь и видя то, что скрыто от обычного, поверхностного взгляда.
А затем, быть может высмотрев то, что было ему нужно, старый великан качнул головой, сверкнул глазами и, медленно отведя руку в сторону, указал пальцем на угол, противоположный тому, в который вжался Юра. После чего ещё раз окинул его пронзительным, мрачно блеснувшим взглядом и, повернувшись к нему спиной, неторопливым, размеренным шагом удалился вслед за своими собратьями, исчезнув в продолжавшей плавно колыхаться и переливаться разными оттенками дымке, наполнявшей подземелье.
Юра же, проводив последнего из явившихся ему монстров померкшим, отупелым взором, потеряв его из виду, весь как-то ослаб, обмяк, сполз по стене на пол и, поникнув головой, впал в лёгкое забытьё.
А когда пришёл в себя и огляделся, увидел, что в подвале всё было по-старому. Никакой дымки, никакого подземного свечения, никакого гудения и тряски. Пустота, тишина, блёклый свет запылённой лампочки. И только они двое, он и Марина, в противоположных концах обширного помещения. Можно было подумать, что ничего происшедшего с ним и увиденного им только что и не было на самом деле. Что всё это был бред, галлюцинация, игра перевозбуждённой фантазии. На какое-то короткое мгновение такая мысль закралась в его голову. Вопрос был только в том, в какой момент закончилось реальное и началось воображаемое?..
Но сомнения в реальности происшедшего были совсем недолги. Они закончились, едва его взгляд упал на огромную пунцовую лужу крови, растёкшуюся по полу недалеко от него и уже наполовину застывшую и потемневшую. Крови зверя, пролитой им…
Впрочем, не это волновало его больше всего. Сейчас самым важным для него было совсем другое. Та, ради которой он пришёл сюда и вступил в отчаянную и безнадёжную схватку с чудовищем, закончившуюся для него благополучно лишь по какой-то невероятной, фантастической случайности. Марина, как и прежде, сидела в беспамятстве у дальней стены и, похоже, не имела представления о том, что было здесь только что.
Преодолевая слабость и головокружение, Юра поднялся и нетвёрдым шагом, чуть пошатываясь и придерживаясь за стену, направился к ней. Приблизившись, опустился рядом с ней на колени, приподнял её свесившуюся на грудь голову, отвёл в сторону растрёпанные волосы и заглянул в её бледное, истомлённое лицо с пятнами крови и тонкими грязноватыми бороздками, оставшимися от слёз. Некоторое время вглядывался в её изнурённые, заострившиеся черты, чувствуя, как его собственные глаза наполняются слезами от острой, щемящей жалости, а затем взял её за плечи и слегка встряхнул.
– Марина, ты слышишь меня?
Она не слышала. Она будто спала глубоким, непробудным сном. Могло даже показаться, что жизнь уже покинула её, если бы не едва уловимое тёплое дыхание, вырывавшееся из полуоткрытых губ.
Юра встряхнул её сильнее и, с трудом проглотив вставший в горле комок, познал немного громче:
– Марина, очнись. Это я.
Её длинные загнутые ресницы едва заметно шелохнулись. Сквозь дрогнувшие и чуть приоткрывшиеся веки мелькнула лазурь глаз.
– Ты слышишь меня, да? – вопрошал он взволнованно и нежно, сквозь заволакивавший его глаза туман продолжая всматриваться в её измождённое, бесцветное – и такое родное для него – лицо. – Ответь мне, если можешь. Скажи хоть слово, пожалуйста!
Её запавшие, обведённые синевой глаза приоткрылись чуть пошире и взглянули на него устало, растерянно и с лёгким недоумением. А пепельные бескровные губы шевельнулись, и на них показалась едва различимая, слабая, как вздох, улыбка.
Юра тоже улыбнулся сквозь слёзы, которые уже не в силах был сдержать, и, ничего больше не говоря, понимая ненужность слов, порывисто обнял её и прижал к груди.
Минуты на две они замерли в объятиях друг друга, словно забывшись и полностью отдавшись своим ощущениям. Именно в силу всего случившегося с ними особенно остро и пронзительно, каждой клеточкой тела, воспринимая и переживая свои чувства и точно зная, что другая половина того единого целого, в которое они слились, чувствует то же самое. Их сердца бились в унисон, его сердце радостно и горячо отзывалось на стук её сердца. Он с наслаждением вдыхал её чистое, лёгкое дыхание, ощущал теплоту и упругость её кожи, мягкость и тонкий аромат её золотых, струившихся у него между пальцами волос. И уже не воспринимал это как чужое, как что-то отдельное и независимое от него. Это как-то незаметно, помимо его сознания и воли вошло в него, стало частью его, и ему было удивительно и непостижимо, как он раньше, ещё несколько дней назад, мог жить без этого ощущения сопричастности, неразрывной связи, слитности с другим существом, которое за такое короткое время стало совершенно необходимо и незаменимо для него.