– Пойдём присядем.
Они прошли мимо Паши, продолжавшего бурчать что-то про то, что нет и не может быть существа, способного прикончить его, и бессильно опустились на траву. Лица у обоих были измученные, осунувшиеся, с пятнами грязи и запёкшейся крови. Глаза рассеянно блуждали кругом и ни на чём не могли остановиться, точно изумлённые щедро струившимся с неба лучезарным сиянием, яркой обильной зеленью, покрывавшей землю густым роскошным покровом, гудевшей, жужжавшей, стрекотавшей вокруг жизнью. Всё это составляло такой разительный контраст с тем сырым, затхлым, наполненным непроглядной тьмой и пропитанным запахами крови и тления царством смерти, из которого они только что вырвались, что невольно производило впечатление чего-то нереального, фантастического, настолько прекрасного и упоительного при всей своей обыденности, что в это с трудом верилось.
Паша меж тем спешил сообщить спутникам всё, что произошло с ним после того, как их пути разошлись:
– Как обнаружил нас, значит, этот урод, – тараторил он, вращая глазами и размахивая руками, чтобы этим полнее выразить обуревавшие его чувства, так как слов ему было мало, – ну, думаю, всё, капец. Пиши пропало! А он, падла, ревёт ещё, как бегемот, аж уши закладывает. Страху, значит, нагоняет. И лапами загребает, как клешнями. Чуть не схватил меня. Ещё б пару сантиметров – и всё, кранты мне были бы! Но я вывернулся – просто чудом! – и понёсся как угорелый сам не знаю куда. По каким-то коридорам, переходам, лестницам, закоулкам… Чуть башку себе не расшиб!
Он бережно потрогал украшавшую его лоб внушительную шишку и, задорно подмигнув своим слушателям, – которые, впрочем, почти не слушали его, – сверкая глазами и ещё активнее жестикулируя, продолжил живописать свои приключения:
– Короче, оказался я, сам не помню как, на втором этаже. Ну, думаю, хреново: если он накроет меня тут – всё, кирдык! Отступать некуда, путь назад закрыт. Заметался я, значит, по конурам тамошним. Почти нихрена не видя, – темно ж, как в заднице… И вдруг вижу – из какого-то закутка выбивается свет. Я бегом туда. А там, оказывается, окно! Наверно, единственное на весь этаж. Да даже не окно, а так, щель в стене. Однако достаточная, чтобы пролезть в неё. Я – шасть туда. И сиганул вниз… Но не убежал – хотя, признаться, очень хотелось, – а стал ждать вас… Ну, на всякий случай вон за тем кустом спрятался. А то мало ли что… Вот как-то так, – заключил он и, прекратив махать руками и пучить глаза, уставился на Юру и Марину, ожидая их реакции.
Реакции не последовало. Пашину болтовню они пропустили мимо ушей. Юра, глядя по сторонам, напряжённо, нахмурив лоб, думал о чём-то, словно пытался разгадать важную, не дававшую ему покоя загадку. Марина не спускала с него глаз и, будто читая его мысли, спросила:
– Ты думаешь о том рисунке на стене?
Юра, по-прежнему сосредоточенно и серьёзно, посмотрел на неё и слегка кивнул.
Паша, услышав Маринин вопрос, немедленно поинтересовался:
– Это что ещё за рисунок? На какой стене? Я пропустил что-то интересное?
Юра, вновь проигнорировав друга, не отрывая взгляда от Марины, взял её за руку и чуть-чуть стиснул её тонкие прохладные пальцы.
Однако Паша не унимался. Не в силах вынести того, что от него что-то скрывают – и, судя по всему, что-то крайне любопытное и интригующее, – он буквально наседал на приятеля, канюча ему в самое ухо:
– Так что за рисунок-то, Юр? И вообще, что там у вас произошло? Ты, я так понял, порешил-таки этого громилу?
Юра, вынужденный наконец обратить внимание на назойливого, как муха, товарища, шевельнул бровью и криво усмехнулся.
– Этого, как ни странно, да… Такой вот счастливый случай…
Паша недоумённо воззрился на него.
– То есть как «этого»? Он же вроде один и был!
Юра дёрнул плечом, устремил взгляд на ясное, без единого облачка, безбрежное небо и, чуть помолчав, вполголоса произнёс:
– Как выясняется, никто не бывает на свете совсем один. Даже этот… – Он не договорил и повесил голову, будто опять задумавшись.
Паша, совершенно не удовлетворённый такими недомолвками, пытался продолжить свои расспросы, но наткнулся на глухую стену молчания и отстранённости. И тогда он, помотав взъерошенной головой, обернулся в сторону бункера и с оттенком сожаления в голосе проговорил:
– Эх, жаль меня там не было вместе с тобой. Уж я бы показал ему Кузькину мать! Пожалел бы, что на свет родился, чёртова горилла!
Юра, услыхав эту наивную детскую похвальбу, вновь скривил губы в мрачной усмешке и тихо, почти про себя, вымолвил:
– Не переживай. Может быть, у тебя ещё будет такая возможность. Всему своё время…