– Топ… топ… топ…
Это он, это Вилли-Винки, скорее, скорее!..
Дверь! Может быть за ней – ее комната? Няня там, она защитит, не пустит чужого на порог. Няня из самых верных слуг, ее предки служили их семье еще в допотопные времена, при королях Георгах. Она, конечно, шотландка, что не очень хорошо, но папа ее любит, и даже в завещании отписал маленький домик рядом с их имением. Там няня и умерла. Мама ее не выгоняла, даже просила остаться, но… Так уж получилось.
Дверь! Скорее!.. И – сразу в кровать, можно даже в тапочках, одеяло накинуть на голову…
Нет, комната не та. Это бывшая гостиная. После смерти папы мама не заходила в их спальню и переселилась сюда. Вот и хорошо! Мама строгая, часто сердится, но все равно защитит…
Нет, нельзя… Она уже и так в комнате – стоит у маминой кровати. Траурное платье, в руке сжат платок. Мама не хотела лечиться, уверяя, что это обычная мигрень, нюхала какую-то соль. Когда узнали про опухоль мозга, ничего сделать было уже нельзя. Впрочем, мистер Торренс, очень хороший доктор, рассказал по секрету, что такие болезни не лечатся. Это наследственное в мамином роду, бомба с запалом. Если загорится, ничем не помочь, три года и все. Вначале головокружение, легкая боль в затылке, а под конец не помогают даже наркотики. Бабушке еще повезло, фитиль зажгли, когда ей было за семьдесят…
Девушка в черном платье подносит платок к глазам… Надо закрыть дверь, скорее, скорее!.. И к следующей, бегом, не оглядываясь!..
Да-да, Вилли-Винки, это все мальчик Джонни, а не девочка Пэл! Это он никак не хочет под мягкое и уютное одеяло. Девочка Пэл очень-очень послушная, она даже не стала спорить с мамой, когда та перед смертью завещала ей сразу же после траура выйти замуж. Семьи договорились о браке много лет назад, это очень выгодная партия…
Девочка Пэл послушалась. Ей очень не хотелось оставаться одной в темном коридоре.
– Топ! Топ! Топ!..
Уже близко, на лестнице! Надо скорее открыть дверь и спрятаться. Вилли-Винки – строгий, совсем как ее муж, только не такой старый. Он тоже любит настаивать на своем, даже когда речь идет о том, какие обои клеить в гостиной. И у него много дел – служба, визиты, посещение клубов, игра в вист и криббидж, а еще скачки…
Интересно, у Вилли-Винки есть своя ложа на трибунах в Аскоте?
– Топ! Топ!..
Дверь, дверь! Почему медная ручка такая холодная?
Спряталась! Теперь в кровать!.. Но там занято, там кто-то совсем-совсем взрослый!.. И комната другая, она вовсе не здесь, а в Лондоне, в их новой квартире.
«Мне очень жаль, что все сложилось именно так, дорогая!»
Муж не ожидал, да и она тоже. Медовый месяц, яркое горячее солнце Неаполя. Мало ли отчего может закружиться голова? А что в затылке болит, так это от лишнего бокала белого «Biancollela d’Ischia».
К врачу сходила сама уже в Лондоне, ничего не сказав мужу. Вначале к обычному, потом к мистеру Торренсу. Тот отправил на обследование в новую клинику на Харли-стрит, но главное уже стало ясно сразу.
Фитиль зажгли…
Времена уже были другие, новые лекарства успешно снимали боль, два года можно прожить без наркотиков. В первый миг отчаяния ей подумалось о ребенке. Она успеет и увидеть, и услышать первые слова. Но тот же доктор Торренс ясно намекнул: в каждом поколении фитиль разгорается все раньше…
«Мне очень жаль…»
Муж не бросил и даже пытался делать вид, что все в порядке, но с каждым месяцем они все реже общались. Леди Палладия не могла винить супруга. Брак был по расчету, свои обязательства она не выполнила.
Два года почти прошли, год с небольшим остался.
Назад! В коридор! В комнате слишком страшно, пусть лучше тени, пусть лампочка мигает и вот-вот погаснет, пусть даже встретится с Вилли-Винки, она ему все объяснит, он поймет!
А где он, Вилли-Винки?
Нет его!
Это же просто сон, самый обычный сон. И в коридоре совсем не страшно. Топот затих, никто не крадется, мягко ступая по ковру. Просто старый дом, просто ночь. А Вилли-Винки – детская сказка, в которую и тогда не очень верилось. И что может быть страшного под родительским кровом?
– Худышка!
Вилли-Винки нет. Есть Смерть. Ей ничто не преграда, Она вошла, непрошеная, чтобы в который раз позвать: