я. Откуда-то он знал, что отец не одобрит большую часть их идей и выходок. Тор не верил, Тор рассказывал отцу, и множество раз откровенность кончалась ужаснейшими ссорами, когда отец запрещал что-то, что старшему царевичу казалось совершенно безобидной шалостью или даже подвигом.
Тор встрепенулся, почувствовав, что скоро заснет, убаюканный собственными воспоминаниями. Перед ним сидит не тот мальчишка, с которым он когда-то делил все, начиная со сладких фруктов и кончая подвигами, а поверженный бог, которого он конвоирует на самый справедливый суд во всех девяти мирах.
Лошадь остановилась, подчиняясь приказу седока. Тор неохотно спрыгнул на землю. Он хотел помочь Локи, но тот с легкостью слез сам, даже не заметив протянутую руку. Бог грома отправил лошадь в конюшню; конечно, стоило расседлать её и отвести в денник собственноручно, но ему было сейчас не до этого. Царевичи стояли перед идеально гладкой стеной. Если не знать, что здесь есть дверь, то и не найдешь. Когда-то этот тайный проход строился на случай, если враги займут столицу Асгарда, но, насколько знал Тор, ничего подобного никогда не случалось, поэтому потайные ходы были частично замурованы, а частично забыты. Старший царевич надавил на пару камней: стена мгновенно отодвинулась, пропуская сыновей Одина во дворец, и тут же встала на место. Тор взял Локи за руку: не столько потому, что опасался побега, сколько потому, что проход был очень темным, а пол усеян камнями и мусором. Локи легко ориентировался в знакомом пространстве. Он шел так быстро, будто только вчера покидал дворец по тайной тропе. Тор попытался вспомнить, когда они в последний раз пользовались проходом. Сколько прошло десятков лет или даже столетий?..
Кромешная тьма туннеля раскрывала перед детьми невероятный простор для фантазии. Это был абсолютный мрак, к которому глаза не могли привыкнуть. Можно было, конечно, принести факелы и осмотреть тайный лаз, но царевичам казалось, что все очарование пропадет, как только они увидят свою вотчину. Столетиями они играли в проходе, изучая его только на ощупь. Братья точно знали, где какой выступ, где какой камень, обо что можно ударить ногу, а где разбить голову. Сперва они ориентировались по шагам, потом запомнили тайную тропу настолько хорошо, что интуиция безошибочно подсказывала им, где надо пригнуться, а где опасаться какого-нибудь выступа, который может пребольно воткнуться в бок. Прошло много времени, но старые навыки не забылись: царевичи в кратчайшие сроки и без всяких происшествий достигли покоев Тора. Локи толкнул замаскированную дверь, сливавшуюся со стеной, и оказался в комнатах брата. Бог грома вошел следом, щурясь от неяркого света факелов. Пускай в комнате и царил полумрак, но по сравнению с абсолютной тьмой прохода он казался слепящим солнцем. Локи замер у стены, ожидая дальнейших указаний. Тор не заставил себя долго ждать. Не выпуская руки поверженного, он направился к двери. Локи не сопротивлялся и, казалось, вообще не замечал, что его куда-то ведут. Старший царевич аккуратно выглянул в коридор — вокруг никого. Однако стражники могут появиться в любую минуту.
Тор быстро пересек коридор и в несколько шагов достиг покоев брата. Распахнул незапертые двери и грубо втолкнул пленника в комнату.
— Останься здесь, брат, — попросил Тор, прикрывая дверь. — Я скоро вернусь.
Локи кивнул и проводил его долгим взглядом. Все это Тору крайне не нравилось. Нет, он, конечно, понимал, что положение плененного незавидное и усугублять его неповиновением не в интересах Локи, но все же эта покорность выглядела слишком фальшиво. Тор прислонился к стене, задрапированной серой тканью. Вот и все. Брат в своих комнатах. Надо доложить отцу. И все. Все кончилось. Он снова дома. Брат снова дома. Все будет как раньше. Или не будет? Только сейчас Тор, наконец, смог вздохнуть спокойно. Все последние дни он не переставал волноваться: за брата, за Джейн, за людей, опять за брата. Но теперь все позади. Война выиграна, монстры уничтожены, мятежный бог там, где не сможет никому причинить вреда.
Совсем не этого ожидал Тор, когда узнал от отца, что Локи жив. Бесстрашный воитель думал, что знает брата, что представляет себе, с кем придется сражаться, но… Но то существо, которое он видел на скале, в клетке, на вершине небоскреба… Это существо он не знал. И не хотел верить, что это все еще его брат. Тот, кто столько раз помогал ему, тот, кто сражался с ним бок о бок.
Тор глубоко вздохнул, отгоняя печальные мысли. Исправить уже ничего нельзя. Надо поприветствовать отца и мать. Он неторопливо направился к покоям Одина, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Ему казалось, что медлить нельзя, что надо сообщить о возвращении, несмотря на то, что стоит глубокая ночь. Он не мог объяснить себе, ни почему нельзя подождать до утра, ни почему он не запер Локи. Почему он настолько уверен, что брат никуда не денется и не попытается сбежать?
Впереди показались массивные двери, по двум сторонам которых расположились недремлющие стражи. Тор чуть замедлил шаг. На него вдруг накатила волна… Нет, не страха, он никогда и ничего не боялся. Скорее ощущения, что он совершает ошибку, возможно, непоправимую.
— Всеотец ожидает тебя, — услышал он хриплый голос стражника.
Ожидает? Значит у матери было видение, и она узнала, когда сыновья вернутся. Теперь уже отступать некуда. Тор решительно переступил порог отцовских покоев.
В комнате царил полумрак: горело всего несколько тусклых факелов, да угасающее пламя едва трепетало в широком углублении в полу. Правители Асгарда расположились в креслах у огня, а на спинке широкой кровати притаились дремлющие вороны. Неподалёку стоял стол, заставленный блюдами, к которым явно не притрагивались. Заслышав шаги, все присутствующие повернули головы.
— Тор! — Фригг тяжело встала с кресла и заключила сына в теплые объятия. — Тебя не было так долго, что я начала волноваться. Что с Локи?
Всеотец только грустно улыбнулся, глядя на эту идиллию. Он всегда позволял супруге первой приветствовать вернувшихся из походов сыновей. Он знал, как для нее важно показать детям, пускай и взрослым, что она их любит. По лицу царицы нельзя было прочитать эмоции, но Всеотец знал, что её молчание хуже всех тех истерик, которые закатывают обычные женщины. Всего несколько раз за свою жизнь он видел, как Фригг кричит, как её душу заволакивает настоящее отчаяние, которое она ни от кого не может скрыть. Когда это было в последний раз? Уже и не вспомнить. В этот раз всё было иначе. Царица безоговорочно приняла его позицию, подтвердила, что именно Тор должен вернуть Локи домой, но не находила себе места все эти дни. Один ходил к Хеймдалю, узнавал, как продвигается война на Земле, выведывал подробности. Он хотел рассказать правду жене, но она отказывалась слушать. Она днями и ночами сидела у огня в каком-то полутрансе. Властитель богов предполагал, что она насильно пытается вызвать свой дар предвидения или еще что-нибудь в этом духе. Заговаривать с супругой он уже давно не пытался: Фригг отвечала односложно. Царь помнил, как она с каменным выражением лица выслушала известие о том, что Локи упал в бездну и, по всей видимости, погиб. Сейчас же, когда выяснилось, что он жив и пытается завоевать мир людей, она места себе не находила. Но вот теперь все закончилось. Тор здесь, значит и Локи тоже. Старший сын не мог обнять мать в ответ, потому что держал обеими руками ковчег с Тессерактом, и вынужден был ограничиться только кратким ответом:
— Локи в порядке, не волнуйся.
Вороны перелетели со спинки кровати на спинку кресла Всеотца и расположились у плеч Одина. Тор вздрогнул: на мгновение ему показалось, что он в тронном зале, ведь вороны сидели на спинке трона только в том случае, если Один выступал в качестве судьи.
— Отец, — Тор протянул Тессеракт, стараясь не смотреть на черных воронов. В детстве ему казалось, что не Один выносит приговор, а вороны сперва решают судьбу обвиняемого, потом высказывают свою волю Всеотцу, а тот только озвучивает их мнение. И хотя сейчас Тор понимал, что все происходит совсем не так, образы птиц неразрывно были связаны для него с залом суда. Один бережно взял ковчег и внимательно осмотрел его. Сколько столетий прошло с тех пор, как Тессеракт был отправлен на Землю? Уже и не вспомнить.
— Тор, твой поход увенчался успехом? — спросил он.
От его взгляда не укрылось, как переменился бог грома. Его лицо, только что излучавшее радость от встречи с родными, помрачнело.
— Я не знаю, — произнес он, глубоко вздохнув. — Я привел домой Локи, но брат совсем не похож на себя. — Было видно, с каким трудом дается Тору каждое слово.
— Что произошло в мире смертных?
Тор на мгновение задумался, будто пытаясь подобрать слова. Глянул на мать: она смотрела на него выжидающе.
— Я бился бок о бок с настоящими героями Земли, — начал царевич. — Мы разбили армию читаури и пленили Локи. Он… не пытался скрыться. Это была великая битва, прославившая защитников Земли. Среди них была даже девица, по ловкости не уступающая Сиф. В легендах и балладах будут воспевать павших героев этой войны.
Один слушал очень внимательно, не перебивая. Фригг опустилась в кресло и, казалось, спала. Вороны, не отрываясь, буравили черными глазами-бусинами сына Одина, будто он свидетельствовал на судебном процессе. Тор старался смотреть куда угодно, но только не на таинственных птиц, которые будто понимали каждое слово, даже невысказанное.
— Локи сражался с тобой? — задал Всеотец самый важный вопрос, ответ на который (Тор это точно знал) должен решить судьбу младшего брата.
— Да. Ярость отравила его разум.
— Он пытался лишить тебя жизни?
— Нет.
— Где он?
Последний вопрос остался без ответа. Тор помолчал, глядя на кресло, где пристроилась полуспящая мать, а потом спросил:
— Что ты намерен с ним сделать?
Мысленно Тор задавал этот вопрос сотни раз и продумывал разные ответы. Для себя он давно решил, что если услышит что-то вроде «смертная казнь — единственный приговор, соразмерный его преступлениям», то сделает все, чтобы брат сбежал. Не ради казни он доставлял Локи во дворец. Такой приговор казался Тору каким-то жутким обманом: он ведь считал, что возвращает брата домой. Предложив вернуться, он гарантировал ему безопасность и неприкосновенность. Конечно, его будут судить, возможно, приговор будет жестоким, но он ни в коем случае не должен покалечить Локи или убить. Иначе получится, что Тор нарушил свое слово.
— Поговорить.
— Поговорить?
— Да, пока только поговорить.
— Он в своих покоях. Я пойду с тобой.
— Нет, Тор. — Отец не повышал голоса, но сразу стало ясно, что любой спор бесполезен. — Останься.
Прежде чем царевич успел возразить, Один вышел из комнаты. Первым душевным порывом Тора было последовать за ним, но сонный голос матери остановил его на полпути:
— Положись на мудрость Всеотца, Тор.
Воитель обернулся: мать стояла рядом с ним и держала в руках огромный кубок с великолепнейшим медом. Она подавала его так, словно перед ней победитель. Победитель… Велика ли заслуга победить собственного младшего брата? Тору ничего не оставалось, кроме как принять кубок и сесть за стол. Сразу же навалилась чудовищная усталость: все же последние дни не прошли бесследно для сына Одина. Он голодными глазами смотрел на скир, сыры, солонину, промасленную сушеную рыбу, множество видов дичи, свежие хлеба. Стол ломился от бесконечных яств.
— Мне не следовало оставаться здесь, — пробормотал Тор, складывая в тарелку сразу несколько огромных рыбин. — Я с ужасом представляю себе, что отец сделает с Локи. Я ведь насильно вернул его домой.
— Твой отец никогда и ничего не делает просто так, — отозвалась Фригг, с любовью глядя на старшего сына. — Тор, поверь, я тоже хочу обнять Локи.
— Правда?
— Он мой сын.
— Спасибо.