По столу прошлись шепотки, но Локи не обратил на них внимания.
— Я попытался спасти вас и разрушил Радужный Мост мощью Гунгрира. Ударная волна отбросила меня, я пал в Бездну, где провел почти год, скитаясь по разным планетам, — Локи выдержал драматическую паузу. — С трудом вернувшись в Асгард, я стал изгоем в собственной семье. Доказательств моего сговора с ётунами ни у кого не было, но братец что-то подозревал, а Один всегда благоволил Тору. Так я оказался в мире отверженных. Не лишенный регалий, но изгнанный. От меня не избавляются только потому, что я приношу пользу.
— Попытка уничтожения другого мира — это попытка разрушить Иггдрасиль, — рявкнул Суртр, которого чрезвычайно возбудил красочный рассказ. — Виновный должен быть осужден и казнен. Асам известно, из-за кого именно взбесился Радужный Мост?
— Известно, — притворно вздохнул Локи. — Виновны все участники драки. Все проявили преступную халатность и недальновидность. Но когда Радужный Мост будет отстроен, я не удивлюсь, если Один объявит меня виновником разрушения того мира, которому я всеми силами пытался помочь. И которому готов вернуть каскет.
— Уже не нужно, — возразил етун. — Новый правитель — новый каскет.
— Рад слышать, — склонил голову Локи, удивившись такому простому ответу: если все проблемы каскета решались со сменой царя, то почему же Лафея, еще и проигравшего войну, не свергли сразу свои же? Об этом стоило разузнать подробнее, но не сейчас. — Бедственное положение, в котором оказался Етунхейм из-за моста, меня удручает. Если мои ученые могут чем-то помочь, я пошлю их к вам.
— Твои ученые, — повторил Трюм. — Ты уверен, что поселение отверженных пойдет за тобой?
— Абсолютно уверен, — широко улыбнулся Локи. — Они — преступники, запертые на небольшом клочке земли, лишенные не только жен и детей, но также имен и предков. Они умерли для родных и запятнали свой род позором. Они пойдут на всё, чтобы вернуть права свободных. Их положение хуже рабского — рабы по крайней мере остаются детьми своего рода.
— Тор, сын Одина, ведет себя совсем не дружелюбно по отношению к прочим народам Девятимирья, — присоединился к обсуждению Нарви. — Нам рассказывали, что он посчитал Лафея виноватым в отмене коронации. Нарушив перемирие, он явился к нему и перебил множество етунов. — Новый Лафей энергично закивал. — По твоим же словам, Локи, он впоследствии убил Лафея без суда. И так поступает сын народа асов, который выступает за мирную дипломатию!
Тут подключились остальные и вскоре за общим гомоном Локи окончательно потерял нить разговора, но суть его неизменно крутилась вокруг того, что если наследник Одина настолько сумасброден, то не ему сидеть на троне; что Девятьмирью нужен новый основной закон вместо старого, принятого больше тысячи зим назад.
Локи выждал несколько минут и снова взял слово.
— Мне кажется, мы можем прийти к соглашению, — он замолчал, ожидая тишины. — Радужный Мост, точнее, его починка, в моих руках. Я могу откладывать ее довольно долго. Хоть полсотни зим, по истечении которых я с полным правом займу трон, но есть проблемы, которые требуют безотлагательного решения, и в первую очередь это установление порядка в Ванахейме и восстановление торговых путей. Поселенцы передали мне безрадостные вести о беснующихся кочевниках. Они пошли в бой, как только угроза асгардской армии перестала довлеть над ними. Я знаю и о проблемах с продовольствием, которые испытывают многие из вас, и о перепроизводстве в Ванахейме. Немногие асы могут ходить в другие миры и то по одиночке, армию так не перебросишь, поставки не наладишь, поэтому я бы предпочел вернуть канал связи как можно скорее. Это даст возможность всем нам подготовиться и подумать над установлением нового мирового порядка. В Асгарде живут и здравствуют дети всеми уважаемой Нертус, и благодаря им Один лучше слышит голоса Ванахейма и Юсальвхейма. Я считаю, что обмен заложниками должен состояться между всеми мирами и Асгардом. Но пока я ничего не могу изменить. Один не так прост, как кажется, и не настолько стар, чтобы уходить на покой. И доказательство тому, например, главнокомандующий асгардской армии, который тренирует ее сейчас и, если придется, поведет в бой, — Гринольв Бёдмодсон!
Локи ожидал мгновенной реакции, но собеседникам пришлось приложить некоторые усилия, чтобы вспомнить, о ком речь, а некоторые, особенно молодые, понятия не имели о Гринольве.
— Глубокий старик тренирует асгардскую армию? — презрительно переспросил Суртр. — За несколько тысяч зим в Асгарде не родилось достойной замены?
— Он вовсе не глубокий старик, — Локи проявил на руке голограмму Гринольва. — Я не знаю, договорился ли отец с Хель, или с норнами, или еще с кем-то, но герой прошлых войн молод и полон сил. О его былых подвигах вы все наслышаны.
Эта новость привела стол даже в большее воодушевление, чем недавние слова о Радужном Мосте и преступлениях Тора. Крики, гомон и споры продолжались минут десять и чуть не перешли в драку. Мистически настроенные Трюм и представитель светлых альвов хором заявили, что воскрешение из мертвых или побег из Вальгаллы невозможны. Любой ас мог войти в Вальгаллу при жизни, но никто из мертвых не мог оттуда выйти и взаимодействовать с живыми.
— Ты заблуждаешься, сын Одина, считая, что глас Юсальвхейма лучше прочих слышен в Асгарде благодаря Фрейру, — с трудом перекричал всех светлый альв. — На протяжении сотен зим различные кланы моего народа пробовали договариваться с посольством Одина. Безрезультатно. Один будто не слышит нас. Все наши просьбы или предложения разбиваются о стену безразличия. Один ничего не желает менять.
— Да, — подтвердил полуохрипший Нарви, — его двойник, хоть и безумец, чье исчезновение никто не оплакивал, но все же слушал, что ему говорят, и хоть решал несправедливо и по-своему, но решал и установил в конце концов хрупкую систему равновесия.
— И исчез навечно, — продолжил Трюм. — А Один не терпит перемен. Сам не меняется вот уже сорок столетий и ничего не меняет вокруг.
— В Асгарде то же самое, — кивнул Локи. — Общаясь с учеными, вы должны были слышать о модернизации, которую я провожу. Я готов начать модернизацию и в ваших мирах, если вы желаете перемен в лучшую сторону.
— Мы наслышаны о ваших успехах в земледелии, — откликнулась Нертус. — И восхищены ими.
— Именно. Земледелие — далеко на единственный наш успех, — заметил Локи и поспешил сменить тему. — Отец видел во мне правую руку брата и главу всех посольств Асгарда. Его планы не сбылись, но мои способности никуда не делись. Мне лишь нужны возможности, которых пока у меня нет и не будет еще полвека.
Гости прекрасно поняли незамысловатый намек. Дальнейший разговор то превращался в выяснение отношений нескольких сторон, то в высказывание относительно нейтральных пожеланий, которые касались какого-нибудь конкретного мира. Локи, не полностью доверяя памяти, старался записывать самые важные моменты, хотя и не сомневался, что у кого-нибудь из телохранителей наверняка включен спасительный диктофон. Официальные договора заключать пока никто не собирался. Хагалар предупреждал, что главное — разоблачить Тора, успокоить миры и дать им надежду на лучшее, но поверили ли правители в предательство, Локи не знал. Зато Хагалар, вечно язвительный неугомонный старик, считавший свое мнение единственно правильным и верным, не проронил ни слова за несколько часов, сосредоточившись на защите своего подопечного. Локи даже забыл о его существовании и вспомнил, только когда настало время развозить гостей по домам, что маг и сделал молча, даже не прощаясь. Локи ожидал, что стоит им остаться наедине, как Вождь накинется на него с вопросами и упреками, но он лишь перенес асов в поселение, причем не в покои царевича, а в какой-то дом, заваленный тряпками и сломанным оборудованием.
— Наконец-то мы увидели настоящего сына Одина, — Хагалар просто лучился от самодовольства. — Тебя ждет великое будущее, надо только дождаться твоего совершеннолетия.