Это только кажется, что все так просто, на самом деле это тонкая работа: добавлять жидкость надо очень осторожно, нельзя помешивать ни слишком медленно, ни чересчур быстро, иначе ризотто выйдет либо клейким, либо излишне рассыпчатым.
Энцо сегодня вел себя примерно: щеки у него так и горели, а когда он особенно усердствовал, то даже высовывал кончик языка. Глаза его сияли. Карлик то и дело заглядывал через его плечо (причем каждый раз ему приходилось подниматься на цыпочки) и удовлетворенно кивал.
— У тебя прекрасное чувство меры, мэу фильо, — говорил он.
«Мэу фильо» по-бразильски значит «сын мой», и когда я заметила, как Энцо раздувается от гордости, у меня даже слезы на глаза навернулись.
В кухне витали безумные ароматы, папай поставил диск бразильского певца Четано Фелозо, мы подпевали и притопывали в такт музыке, продолжая заниматься каждый своим делом. Настроение было такое, что я начисто забыла все наши беды, Крысолова, зудящую гипсовую ногу и свой страх за тетю Лизбет.
И вдруг среди этого безмятежного счастья раздался звонок в дверь. Было часа три дня.
Папай нахмурился.
— Мы кого-нибудь ждем?
Дедушка покачал головой, а Пенелопа отправилась в ресторан, чтобы взглянуть, кто там трезвонит без умолку.
Через две минуты она вернулась бледная и поникшая. Медленно подошла к плите и положила обе руки на плечи Энцо.
— Это к тебе, — тихо сказала она.
Энцо удивленно обернулся, взглянул в глаза Пенелопы, и зрачки у него расширились от ужаса.
— Дорогой Энцо! — послышался резкий женский голос. — Угадай, кто здесь!
Лицо мальчика стало белым как мел. Карлик взял у него из рук поварешку.
— Иди, мэу фильо, — сказал он. — Я тебя подменю.
— Смелее, — подтолкнула его Пенелопа. Голос у нее был печальный и тихий. — Я с тобой.
Энцо покачал головой. В следующее мгновение в кухню влетела женщина. На голове у нее была желто-коричневая чалма, а ярко-желтое платье подолом подметало пол. На загорелых запястьях позвякивали бесчисленные браслеты с серебристыми колокольчиками. Вот так — с раскинутыми руками — она напоминала огромную канарейку.
— Бож-жественный запах! — воскликнула Гудрун, проплывая мимо папая, и сунула в рот пирожок с курицей. — М-м-м!.. — она прожевала и закатила глаза. — Сто лет не пробовала нормальной еды… Бог мой, да это же страна, где текут молочные реки с кисельными берегами! Чего здесь только нет…
— Прошу прощения, — опомнился папай. — Ресторан еще закрыт, и я позволю себе попросить вас покинуть кухню. У нас важный заказ, и ваш сын нам помогает.
Он обнял Энцо за плечи и решительно взглянул в глаза Гудрун. Такого взгляда у папая я еще не видела. Он стал похож на льва, готового наброситься на всякого, кто приблизится к его беспомощному детенышу.
Даже Гудрун оторопела. Дедушка, Карлик и Гора тоже встали рядом с Энцо, скрестив руки на груди, как телохранители в кино. У меня вся кровь от лица отхлынула. Я обессиленно повисла на костылях и прислонилась к холодильнику. Пенелопа шагнула к подруге.
— Возьми такси и езжай к нам домой, — сказала она. Голос у нее прерывался от плохо скрываемого возмущения. — Я позвоню Фло, она тебе откроет.
— Фло у нас, — пробормотала я. — Я ей сама позвоню.
Подруга, конечно, не обрадуется. Но сейчас главное — чтобы эта канарейка убралась из нашей кухни.
— Чудесно, — прощебетала Гудрун. — Приму пока душ, а лучше горячую ванну. Но сначала… — Она протянула руки к сыну: — Мой маленький, обними же меня! Если б ты знал, как я без тебя скучала!
— Ну конечно, — ответил Энцо. — Особенно после нашего трогательного прощания.
Голос у него был такой твердый и острый, что им можно было резать мороженую говядину.
Гудрун надула губы и наклонила голову на бок:
— Ах, милый Энцо, но ты же меня простил? Ты ведь знаешь свою мамочку, которая никогда не может усидеть на месте.
— И все-таки, — вмешался папай, — окажите нам любезность, покиньте кухню! — Он так говорил, будто на язык ему попал перец чили, и я видела, что он с трудом сдерживается. Я по-прежнему молчала.
— Уже ухожу! — пропела Гудрун.
Она схватила еще один золотистый шарик и послала Энцо воздушный поцелуй.
— Жду не дождусь, когда смогу рассказать тебе о своих планах. О, я такое придумала, золотце мое! Уж теперь ты будешь вместе со мной, и никто нас не разлучит!