22. Зеленая папка и источник всех зол
— Черт, Лола, давай быстрее! — прошипела Фло, когда через пять минут я позвонила ей из ресторана. Трубку она взяла сразу.
— Ты где? — спросила я.
— У вас в гостиной, — шепотом ответила подруга. — Я тебе перезвоню. В твоей комнате открыто окно, и слышно все, что говорит Крысолов. Он как раз звонит Тимо. Ну, ты помнишь, этому блондину…
— Фло, — перебила я подругу, — запиши все на камеру, или попроси Сола подежурить у окна. Тебе надо домой.
— Почему? — встревожилась Фло. — Что случилось?
Я прикрыла глаза. И все ей рассказала.
Часа в четыре Карлик, Гора, дедушка и папай начали загружать готовые блюда в фургон. Я с заплаканным лицом тупо сидела в инвалидной коляске, а Энцо уединился в дальнем углу кухни. Он сидел рядом с плитой, опустив плечи, и напоминал растерянного поваренка из сказки братьев Гримм.
Я видела своего друга в разных ситуациях и привыкла к тому, что чаще всего он веселый и энергичный. Но таким угрюмым он еще никогда не бывал. Ужасно! Пенелопа, которую папай освободил на весь вечер, опустилась перед ним на колени.
— Мы с Феликсом справимся, — заверил папай. — А после пяти придет официант из агентства. Карлик с Горой помогут, если что. Позаботься о мальчике.
Пенелопа кивнула.
— Сначала выясним, что на уме у Гудрун, хорошо? — сказала она Энцо. — Потом будем решать.
— Что тут решать? — не выдержала я; вся кровь бросилась мне в лицо. — Что она придумала на этот раз? Мы не должны ей позволить!
Пенелопа вздохнула и сказала.
— Гудрун — его мать, Лола. Она имеет право заботиться о своем ребенке.
Но по ее глазам было видно, что она со мной согласна.
Беспокойство из-за Энцо заставило меня забыть о неприятностях, грозивших тете Лизбет. В инвалидной коляске я чувствовала себя ужасно беспомощной, пока другие лихорадочно носились вокруг.
Кухня была уже почти пуста. Карлик с Горой унесли блюда с закусками, папай взялся за ящик с лимонами.
— Последний, — крикнул он дедушке. — И захвати договор. В зеленой папке на барной стойке. Посмотри, указан ли там номер апартаментов, или мы должны им позвонить.
— Зеленая? — дедушка вытер взмокший лоб. Он взял поднос с теплыми золотистыми шариками кохинью де франго и повернулся к Пенелопе: — Ты не могла бы?..
Пенелопа кивнула, но тут зазвонил ее мобильный, и Энцо встал.
— Я сейчас принесу, — обронил он.
Я поковыляла за ним на костылях, но тут случилось что-то странное. Я увидела, как Энцо взял зеленую папку и скользнул по ней безразличным взглядом. В следующее мгновение он вздрогнул, будто его укусила оса. Спросить я ничего не успела, потому что Энцо тут же выскочил на улицу. Меня он, кажется, вообще не заметил, а когда я тоже вышла, папай с дедушкой уже уехали, а мой друг остался стоять у входа в ресторан. Увидев меня, Энцо улыбнулся. Но улыбка вышла кривая, и мне стало так больно, что зеленая папка начисто вылетела у меня из головы.
Сейчас, когда я вспоминаю этот эпизод, то сама этому удивляюсь. Должно быть, в моей голове уже не хватало места для странностей.
— Эй, — сказала я. — У нас все получится. Ты останешься.
Энцо кивнул, но взгляд у него остался задумчивым. По пути домой он не произнес ни слова.
Зато Гудрун бурлила как водопад. Когда мы вернулись, Сол с язвительной улыбкой сидел за столом в кухне, а Фло, скрестив руки, прислонилась к печке и ненавидящим взглядом следила за этой женщиной. Ванну матушка Энцо, похоже, уже приняла. На ней был банный халат Пенелопы, ее кожа пахла кремом Пенелопы, и она без стеснения рылась в холодильнике Пенелопы. На тарелке рядом с мойкой лежали обглоданные косточки отбивных, оставшихся с вечера. Гудрун достала сыр, огурцы и помидоры и намазала толстым слоем масла кусок ржаного хлеба.
— Старый добрый немецкий бутерброд! — мечтательно произнесла она. — Ты не представляешь, как я по нему соскучилась, дорогая Пенни! Но по тебе, мое золотце, я соскучилась еще больше! — не выпуская бутерброд из рук, она обняла Энцо и прижала его к своей могучей груди.
Энцо тут же освободился от ее объятий, а Гудрун уселась за стол и, жуя, принялась повествовать о своей жизни в индийском ашраме, где она пыталась обрести мир, покой и вселенскую любовь.
— Я столько стрессов пережила, пока не попала в Индию, — болтала она, подливая в стакан красного вина. — Но там я узнала, что стрессы — источник всех зол. Не будь у людей стрессов, не было бы войн и бедствий. Все, кого я встретила в монастыре, были приветливы, все улыбались. Шрим-Шрим Акхар научил меня расслабляться. Оказывается, это совсем просто… — Гудрун простерла руки вверх, глубоко вдохнула и пропела: — Вдо-о-ох! — Потом опустила руки, снова набрала в легкие воздуха (при этом на стол с ее губ посыпались крошки хлеба) и сказала: — Выдох!