Он не верил ей. Не верил, что она не попытается попробовать что-то еще, а в нынешнем состоянии он даже не заметит, что происходит. Сегодня вечером он уже слишком много пережил, чтобы позволить ей закончить. Он прищурился, и два изображения слились в одно. Кормовой фонарь парусника скользнул мимо без происшествий, и, к его огромному облегчению, двоение в глазах не возвращалось.
– Кто вы? – спросила женщина.
– Я – один из хороших парней.
– Конечно, – сказала она, но она не выглядела убежденной. Больше похоже, что она пыталась умиротворить его.
– Я говорю правду.
– Хорошие парни не крадут яхты и не похищают женщин.
С одно стороны, она права, а с другой – ошибается. Иногда граница между хорошими и плохими парнями столь же смутная, как и его зрение.
– Я не краду это судно, я реквизирую его. И я не похищаю вас.
– Тогда верните меня обратно.
– Нет. – Макс прошел лучшую подготовку, которую могли предложить вооруженные силы. Исключая ночное фиаско, он мог стрелять и грабить лучше, чем кто-либо. Забраться на любой объект, получить то, что нужно, и появиться к обеду, но по своему опыту он знал, что одна истеричная дамочка может превратить стабильную ситуацию в столь же неустойчивую, как ад.
– Я не собираюсь причинять вам боль. Мне просто нужно увеличить расстояние между мной и Нассау.
– Кто вы?
Он хотел представиться ей фальшивым именем, но, так как она, вероятно, узнает его настоящее имя, когда попытается арестовать за похищение, он сказал правду.
– Я – капитан-лейтенант Макс Замора, – ответил он, не раскрывая всей правды. Он умолчал о том, что был уволен из вооруженных сил, и что в настоящее время работает на ту часть правительства, которой не существует на бумаге.
– Отпустите меня, – потребовала она, и Макс впервые взглянул вниз, на расплывчатое изображение рук, обвивающих ее запястья. Задняя сторона его пальцев и суставов прижималась к мягкой женской груди, и внезапно он ощутил каждый дюйм ее стройной спины, давящий ему на грудь. Ее попка толкнулась в его пах, и голод смешался с болью, пронзающей его ребра и тяжело бившейся в голове. Он одновременно ощутил и отвращение и удивление от того, что мог чувствовать что-то еще, кроме боли. Осознание ее тела прошло сквозь его кожу, и он задвинул его обратно, утрамбовал и загнал в темные ниши, где хоронил все свои слабости.
– Вы собираетесь еще раз на меня замахнуться? – спросил он.
– Нет.
Макс освободил ее, и она вылетела из его объятий так, будто ее одежда была в огне. Сквозь темные тени каюты он увидел, что она исчезла в углу, тогда он снова повернулся к приборной панели.
– Иди сюда, Малыш.
Он оглянулся, не уверенный, что правильно ее расслышал.
– Что?
Она подняла свою собаку.
– Он сделал тебе больно, Крошка?
– Иисус, – застонал он так, будто наступил во что-то грязное. Она назвала свою собаку Крошка. Неудивительно, что это такая неприятная мелкая боль в заднице. Он вернул свое внимание к GPS[13] и нажал выключатель. Освещенный экран, серое пятно линий и нечетких чисел. Он прищурился и сфокусировал взгляд на экране. На стороне порта он различил приближающиеся линии острова Андрос[14] и цепь островов Берри[15] по правому борту. Он не достаточно хорошо видел, чтобы прочитать насколько выросли долгота и широта, но рассчитал, что нужно проплыть на северо-запад еще около часа, прежде чем повернуть на запад, и к утру он окажется у побережья Флориды.
– Если вы – действительно лейтенант, то покажите мне свои документы.
Даже если бы все документы не забрали у него, когда он попался, то, так или иначе, они ничего бы ей не сказали. Он прибыл в Нассау под именем Эдуардо Родригеса, и всё в его паспорте, водительских правах и содержимом карманов и бумажника было сфальсифицировано.
– Сядьте, леди. Все закончится прежде, чем вы успеете это понять, – сказал он, потому, что ничего больше сказать не мог. Ничего, во что она бы поверила. Американской общественности лучше не знать о людях, подобных Максу. Людях, которые действуют в тени. Людях, которые выполняют для американского правительства миссии, которые невозможно отследить, и за которые платят деньгами, не оставляющими следа. Люди, которые отвечают на несуществующие требования с несуществующих телефонов в несуществующем офисе в Пентагоне. Люди, которые собирают разведданные, подрывают террористическую деятельность, и уничтожают плохих парней, позволяя правительству правдоподобно все отрицать.
– Куда мы направляемся?
– На запад, – ответил он, полагая, что это вся информация, в которой она нуждалась.
– А поточнее, куда на запад?
Ему не нужно было видеть ее, чтобы по тону ее голоса сразу догадаться о том, что она привыкла главенствовать. Настоящая мегера. И в более благоприятных обстоятельствах Макс не позволял никому выносить ему мозг, а нынче и обстоятельства оказались не из лучших. И будь он проклят, если позволит какой-то дамочке испортить эту ночь еще сильнее, чем она уже испорчена.
– А поточнее, куда я решу.
– Я имею право знать, где окажусь.
Обычно, ему не нравилось запугивать женщин, но только потому, что ему не нравилось, не означало, что его это беспокоит. Он замедлил двигатель до подходящей скорости приблизительно в двадцать узлов, ударил кулаком по круиз-контролю[16] и проследовал туда, где она стояла со своей собакой, неясной фигурой в темном углу мостика.
Свет полной луны скользнул через лобовое стекло и осветил вершину ее плеча и горло. Она, должно быть, разглядела выражение его лица, потому что ее дыхание прервалось, и она еще дальше забилась в угол. Хорошо. Пусть боится его.
– Слушайте очень внимательно, – начал он, возвышаясь над ней и упирая руки в бедра. – Я могу сделать происходящее легким для вас, или могу сделать очень трудным. Вы можете расслабиться и наслаждаться поездкой, или можете бороться со мной. Если вы примете решение бороться, я га-ран-ЧЕРТ ВОЗЬМИ-ти-ру-ю, что вы не победите. Ну, что дальше?
Она не сказала ни слова, но собака рванулась вперед из ее рук и вонзила зубы в его плечо, как бешеная летучая мышь.
– Дерьмо! – Макс выругался и схватил шавку.
– Не делайте ему больно! Не причиняйте Крошке боли!
Причинить боль? Макс собирался растоптать его, превратив в жирное пятно. Он потянул, и ткань его рубашки разорвалась. Рычащее животное оказалось в его руках, и он уронил его на пол. Собака завизжала и умчалась.
– Ублюдок! – завопила она. – Ты причинил боль моей собаке. – Только после того, как ее кулак, столкнулся с его головой, он понял, что своим ударом она захватила его врасплох. В ушах звенело, зрение расплывалось еще сильнее, и он обозвал ее несколькими очень непристойными именами.
Она замахнулась еще раз, но он был готов и перехватил ее запястье на полпути. Он сделал подсечку, и она опустилась, жестко свалившись на палубу. Макс был хорошим игроком. Он перебросил ее на живот и уперся коленом в спину. Она извивалась и боролась, назвав его несколькими патетическими прозвищами собственного изобретения.
– Прекратите меня трогать!
Прекратить трогать? Вряд ли. Он собирался завязать ей рот, связать ее и столкнуть за борт. Сайонара[17], дорогуша. Тусклый свет от GPS распространился по полу и достиг ее босых ступней и лодыжек. Она лягнула ногой, и он, схватив ее юбку в две пригоршни, оторвал длинный кусок от основания.
– Стойте! Черт возьми, вы думаете, что делаете?
Вместо ответа, Маск оседлал ее, зажав ее бедра между своими коленями, чтобы удержать ее на месте. Она попыталась выкрутиться и извернуться, но ему удалось схватить одну дергающуюся лодыжку и завязать вокруг нее половину узла. Потом он схватил другую, и намотал материал, соединяя их вместе. Она вопила во все легкие, пока Макс связывал ее ноги. Потом он ухватил подол ее юбки еще раз и разорвал. На сей раз вещь оборвалась почти полностью. Задняя поверхность ее длинных ног была бледной по сравнению с более темной деревянной палубой. Ее трусики могли бы быть розовыми, или, возможно, белыми. Макс не был уверен, и он не собирался останавливаться на этом.
Она просила его остановиться, но ее просьбы терялись в его все еще звенящих ушах. Он оторвал еще одну длинную полосу от юбки, затем накрыл ладонью ее попку. Шелк. Ее трусики были шелковыми, обнаружил он, пока удерживал ее. Он быстро изменил позицию так, чтобы находиться лицом к ее затылку вместо ног. Он встал на колени перед ней, словно тисками сжимая ее талию между своими бедрами, и пока он завязывал узел, она все еще боролась с ним. Она спрятала руки под тело, но он схватил ее руку и легко переместил ее к ее пояснице. Макс связал ее запястья, потом встал над ней. Теперь, когда прилив адреналина спал, и казалось, будто он, в конце концов, просто может жить, его нейромедиаторы[18] преодолевали меньше помех, и боль в голове и боку сделала его еще более отвратительным, чем прежде.