Прислуга убирала со стола в гостиной, когда раздался звонок в дверь. Я вскочила, как ужаленная. Соседка, так быстро?
— А теперь, — захлопала в ладоши Далила, — начинается настоящая вечеринка!
В комнату вошел мужчина. На нем были узкие черные кожаные брюки, малиновая рубашка, расстегнутая почти до пупа, а в руках — что-то вроде ящика для инструментов.
— Привет, леди! — сказал он. — Все готовы?
Мужчину звали Стенли, и он оказался не сантехником, а профессиональным визажистом. Это сообщила Далила, пока Стенли распаковывал свой ящик. Я уже знаю, кто такой визажист. В ящике оказалась всевозможная косметика.
— Мы устроим показ мод, — сказала Далила. — Стенли нас накрасит, мы нарядимся и будем дефилировать.
— А где мы возьмем наряды? — спросила Саюри, пока остальные девочки приходили в себя.
— Моя мама — стилист, — усмехнулась Далила. — У нее в шкафах — последний писк парижских и лондонских показов. Если мы пообещаем обращаться с тряпками бережно, она разрешит нам их взять.
— Что такое стилист? — спросила Асра.
— Человек, который одевает других людей, — пояснила я.
Я узнала это, когда побывала на съемках фильма, в котором участвовали Фло и Глория. Там же я познакомилась и с визажисткой. Но здесь были не съемки, а вечеринка по случаю дня рождения. Все это, конечно, прикольно, но чувствовала я себя здесь инопланетянкой.
Странно. В отличие от Аннализы, у меня действительно был друг, с которым мы уже много раз целовались. Правда, не так, как взрослые в кино, но все-таки. Однако сейчас я вдруг почувствовала себя совсем маленькой. Я бы с большим удовольствием сыграла в «льдинку» или попрыгала на батуте, или потанцевала. Может, и показ мод мне бы тоже понравился, если бы рядом со мной оказались Фло, Фредерика и Глория. Но тогда это было бы похоже на игру, а здесь предполагалось самое настоящее шоу. Как будто это так важно, кто здесь самая красивая. Но ведь это и так было ясно. Ни маленькая Луна, ни толстушка Асра, ни неуклюжая Дебора на роли первых красавиц не годились. Они и сами это понимали, поэтому испугались и притихли. Саюри, сидевшая рядом со мной, шепнула:
— Ужас, правда?
Я кивнула.
Аннализа покраснела.
— Можно я следующая? — спросила она у Далилы, над лицом которой уже трудился Стенли.
Он покрыл ее лицо тональным кремом, припудрил щеки, нанес на веки серебристые и светло-зеленые тени, подвел тушью ресницы и накрасил губы темно-красной помадой. Потом собрал ее медового цвета волосы в пучок, и когда Далила подошла к зеркалу, выглядела она, как самая настоящая модель.
Потом перед визажистом уселась Аннализа, а после нее Стенли спросил, кто следующий. Девочки заерзали на стульях, но промолчали.
— Лола, — сказала Аннализа и потрогала свои светлые волосы, которые Стенли с помощью гребней уложил в высокую прическу. В результате она стала похожа на чопорную дамочку средних лет.
Голова у меня так чесалась, что я чуть с ума не сходила.
— Ты можешь не чесать голову? — спросил Стенли, накладывая на мое лицо макияж.
От этого у меня зачесались нос и даже брови. Я закрыла глаза и открыла их только тогда, когда Стенли провел щеткой по моим волосам и негромко вскрикнул. Потом до меня донеслось слово «вши», и девочки хором завизжали, причем Аннализа громче всех.
Через четверть часа я сидела с перемазанным лицом в прихожей и ждала, чтобы меня забрали домой.
Мать Далилы позвонила моим родителям, и когда папай наконец приехал, она уставилась на него, будто он только что вышел из джунглей.
— Вас послали родители Лолы? — холодно спросила она.
— Я ее отец, — ответил папай, и голос его дрогнул.
Мать Далилы взглянула на него, потом на меня, поджала губы и сказала:
— У вашей дочери полно вшей. Как вы могли допустить, чтобы она в таком состоянии явилась в приличный дом? Может быть, там, откуда вы приехали, это в порядке вещей, но здесь, в Германии…
— Довольно! — резко прервал ее папай. Теперь у него подергивалось все лицо. Он прошел мимо женщины и протянул мне руку: — Пошли отсюда, Кокада. Забирай свою куртку. Нам нечего делать в этом… приличном доме.
Перед последними двумя словами он сделал такую паузу, будто хотел вставить в нее неприличное слово.
На обратном пути папай включил музыку. Звучала песня Шико Сисара, бразильского певца. Папай врубил полную громкость, чтобы музыка пробирала до самых костей.
— Эта женщина обращалась со мной так, будто я ее раб и привез вшей из южноамериканских трущоб, — сказал маме папай, когда мы вернулись домой.