Послышался грубый смех.
Это отец.
Нет, этого не может быть! Он не знает, где мы. Он не мог нас найти. Это не может быть он, этого просто не может быть! Мне это снится! Надо закрыть глаза покрепче, а потом открыть их широко-широко, и я проснусь.
Я закрыла глаза. Квартира перестала кружиться. Голос отца тоже смолк. Это и правда был сон.
Я широко открыла глаза. Отец стоял прямо передо мной, открыв все зубы в широкой ухмылке.
Я судорожно вздохнула. Кендэл вскрикнул.
— Папа! Папа! Мой папка! — завопил он и бросился вперед, отталкивая меня худыми ручонками.
Отец подхватил его и стал кружить. Ботинок Кендэла больно заехал мне по голове, так что все снова закружилось.
Кто-то обхватил меня руками за плечи. Тетя Барбара.
— Это вы позвонили отцу? — шепотом спросила я.
Она отрицательно покачала головой и показала глазами на маму, лежавшую на диване в белой кофте поверх черной ночной сорочки и полной боевой раскраске на лице.
— Мама?
Я проскользнула мимо папы и Кендэла и подбежала к ней. Она предупреждающе вытянула руки:
— Полегче, полегче! У меня до сих пор все жутко болит. Я чувствую себя, как после десяти раундов с Ленноксом Льюисом. Здравствуй, дорогая. Ты ведь рада, что мама снова дома? И папа. Вот так сюрприз, правда?
Я в упор смотрела на нее. Она тоже смотрела на меня, выпятив подбородок, но старалась не встретиться со мной глазами.
— Пора нам снова съехаться, Джейни. Мы все ужасно соскучились по папе. Правда, Кенни?
— Да! Да! Папа, ты лучше всех! Ура! — завопил Кендэл, когда папа поднял его на плечи. — Я король и правлю всем миром! Смотрите, я могу дотронуться до потолка!
— Осторожно, Кенни, не трогай провод, тебя дернет током, — сказала мама.
У меня было такое чувство, что мама сунула нас всех в электрическую розетку. Меня обдало страхом, так что волосы на голове зашевелились.
Зачем она это сделала? Мы все эти недели прятались от него и так старались начать новую жизнь, в которой он не сможет нас отыскать.
Я понимала зачем. Ей было очень страшно в больнице. Ей нужен был кто-нибудь, кто бы ее успокоил. Кто бы ее успокоил, что она все еще красивая. От Джейка проку не было. Тогда она вспомнила о единственном на свете мужчине, который был от нее без ума.
И она принялась, как всегда, сочинять себе волшебную сказку. Будто бы теперь все будет по-другому. Отец будет потрясен, что она так тяжело болела. Он по-настоящему раскается и захочет вознаградить ее за все. Он ведь так по нас скучал! Он, наверное, понял теперь, как много мы для него значим. Поэтому он вернется и будет обращаться с мамой, как с королевой. Он никогда больше не поднимет на нее руку. Он будет ее любить, холить и лелеять. Мы все станем счастливой семьей и станем жить-поживать да добра наживать.
Мама очень старалась превратиться в сказочную принцессу. Она не могла поднять больную руку, но умудрилась вымыть волосы над раковиной одной рукой. Косметика была наложена очень тщательно, глаза подведены ровной линией, губы накрашены абсолютно ровно, несмотря на дрожь в руках, которую она не могла унять. Ноги были побриты, и ногти на них покрыты розовым лаком.
Она лежала в тщательно выбранной позе, прикрыв кофтой толстую повязку на груди. Ей так хотелось, чтобы сказка стала былью. Она часто моргала, про себя умоляя судьбу, чтобы все сбылось.
Мне тоже захотелось, чтобы все сбылось. Ради нее.
Может быть, все и правда получится? Отец не бросался на нас, он был весь медовый-сахарный.
— Я чуть с ума без тебя не сошел, малышка, — сказал он, садясь рядом с мамой. Кенни все еще сидел у него на плече. — Я не мог поверить, что ты сыграла со мной такую шутку. Я думал, ты хочешь меня проучить, заставить меня поволноваться несколько дней, но ты и вправду задумала от меня уйти, да, милая? — В его голосе послышались низкие нотки.
Мама прижалась к нему, гладя его лицо тщательно наманикюренными пальчиками.
— Нет, конечно, не вправду, Джей, родной. Я сама не знаю, о чем я думала. Я испугалась, понимаешь. Я, видимо, просто потеряла голову. Я не могла дать в обиду детей.
— Но ты же знаешь, что я пальцем никогда не тронул моих детей. — Он взял Кендэла на колени и стал его щекотать. — Я жизнь отдам за моего мальчика — ты что, сомневаешься?
Мне казалось, что я проваливаюсь в какую-то пропасть. Отец вел себя так, как будто у него только один ребенок. А я? И тот последний вечер вместе? Он не то что тронул меня пальцем — он ударил меня кулаком в челюсть, так что я чуть сознание не потеряла.
Я смотрела на отца, заходясь внутри от беззвучного крика. Он обернулся ко мне, как будто услышал. И улыбнулся. Это была акулья улыбка.
— А, Джейни, — сказал он, как будто только что меня заметил. — Ты разве не хочешь поцеловать папочку и сказать, что рада его видеть?
Мама затаила дыхание и умоляюще посмотрела на меня.
Я притворилась ради нее.
Ради себя тоже — потому что я обезумела от страха. Мне хотелось бросится вон из комнаты, вниз по лестнице, бегом по улице и никогда больше не появляться здесь. Однако я подошла к отцу. Он коснулся губами моего уха и шеи.
— Ну вот, умница моя, — прошептал он. — Это ты подбила маму на все это, да?
Я не знала, что сказать. Меня била дрожь.
— Что это ты дрожишь? Неужто тебе холодно в такой нарядной курточке на меху? Славная штучка, ничего не скажешь. А где же моя новая модная куртка?
— Мы тебе купим, милый, — сказала мама.
Значит, она ему не призналась, что лотерейные деньги кончились.
— Вот это снова моя славная крошка! И мои сынок и дочка. Моя семья снова со мной! — Отец обхватил руками нас всех. Мы пойманы.
Тетя Барбара осталась на свободе и смотрела на нас. Руки она сложила на груди, крепко обхватив пальцами локти, как будто стараясь сдержаться. Она глядела на маму, как будто не верила своим глазам. Мама старалась не оглядываться на нее.
Зато папа оглянулся:
— Ага, Барбара, так ты мне наврала с три короба, когда я заходил к тебе в пивную. — Он наклонил голову набок, надул щеки и передразнил тоненьким голосом: — "Честное слово, Джей, я понятия не имею, где Никки. Я ее уже несколько лет не видела. Детей я видела в последний раз, когда Кенни был грудным".
— Это была чистая правда, Джей, — спокойно сказала тетя Барбара. — У меня даже твоего адреса не было.
— Врунья!
— Можешь обзываться сколько угодно. Меня этим не удивишь.
— Да-а? И как же тебя обычно обзывают, малютка Барби?
— Я думаю, тебя учить не нужно, — ответила тетя Барбара. — Никки, я пойду сделаю чаю. Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — сказала мама. Из-под ее косметики проглядывала смертельная бледность. — Барбара просто приехала присмотреть за детьми, пока я была в больнице.
— И кто же ей позвонил? — спросил отец.
Я замерла.
— Я, — сказала мама.
— А почему ты не позвонила мне? Это же мои дети!
— Конечно, милый, но я подумала, что ты очень расстроишься из-за всей этой истории с больницей… Барбара, правда, ужасно хочется чаю…
— Да, да, Барби, поставь-ка нам чайник, а потом мотай поживее обратно в свою пивную. Ты нам здесь больше не нужна. Мы тоже едем домой.
Он оглядел комнату и фыркнул:
— Как ты умудрилась забраться в такую дыру, Ник? Ты уверена, что опухоль у тебя не в голове?
— У меня уже нигде нет опухоли, милый. Мне ее вырезали. Я снова как новенькая.
— Будем надеяться, детка. Я бы не вынес, если б тебе отрезали твою хорошенькую грудку!
— Очень конструктивное отношение! — сказала тетя Барбара.
Мы все застыли. Папа столкнул Кендэла с колен.
— Джей, она ничего плохого не хотела сказать, — пролепетала мама.
— Я что, тупой, по-твоему? Не гляди так испуганно, детка. Джейни, прекрати трястись. Все в порядке. Я не собираюсь выходить из себя. Даже ради твоей жирной дуры сестрицы. Слышала, Барби? Канай-ка живенько к своему папашке.