– Одно яйцо, пожалуйста!
Белый с пятнами крови сунул Лоллипопу яйцо и стребовал два шиллинга. Лоллипоп сунул два шиллинга и вышел на свежий воздух. Меньше всего он хотел тащить яйцо домой. Белый его даже не завернул. А как известно, более нелепого зрелища, чем мальчик, шатающийся по городу с яйцом в руке, представить невозможно.
На улице Лоллипоп увидел здоровую собаку. Он решил шмыгнуть на другую – бессобачью – сторону: Лоллипоп всегда делал так, завидев здоровую собаку. Но эта оказалась проворнее. Она подскочила к Лоллипопу и выхватила у него яйцо. Лоллипопа била крупная дрожь. Собаки давно и след простыл, а его всё трясло. На мизинце появился малюсенький кровоподтёк – след от клыка здоровой собаки. Когда Лоллипоп сгибал мизинец, кровоподтёк чуть увеличивался.
На другой день Лоллипоп купил в лавке «Яйца – птица» шейку гуся. Это обошлось ему в три шиллинга. По дороге домой он, как ни пытался, избавиться от шейки не смог. Дважды он её подбрасывал. Сперва на скамейку в аллее парка, потом на подоконник. Но всякий раз кто-нибудь нагонял его и вручал пакет с гусиной шейкой: «Твоё, парень?»
Мама Лоллипопа сильно удивилась, обнаружив вечером в помойном ведре гусиную шейку. Сестра и Лоллипоп клялись и божились, что о гусиной шейке знать не знают.
– Глупости, – возмущалась мама, – кто-то из вас притащил её!
Лоллипоп и бровью не повёл, а сестра покраснела до кончиков ушей. Она всегда краснела, когда мама ругалась.
– И зачем врать? Ты ж вся пунцовая, сразу видно, что врёшь, – сказала мама сестре. – Почему правду не скажешь, откуда у тебя эта мерзкая шейка? – допытывалась мама. С пристрастием допытывалась.
Сестра аж побагровела.
– Это не я, ей-богу, не я, честное слово! – проскулила сестра, и лицо её сделалось алее красного перца.
– Ладно, хватит, нечего обезьяний цирк устраивать из-за какой-то дурацкой шейки, – сказала бабушка. – Пусть лучше кто-нибудь вынесет ведро, пока эта гадость не протухла!
Лоллипоп схватил помойное ведро и мигом снёс его во двор.
На другой день Лоллипоп купил три куриных печёнки. Через день – куриный желудочек. А потом чашку столового жира. И каждый раз он видел лишь какую-то часть Томми и никогда всего. Дело в том, что дверь за прилавком была всегда приоткрыта. Из-за двери доносились голоса – женский и детский. Однажды женский голос произнёс: «Томми, сначала поешь, а потом сделай домашние задания!» Детский голос проканючил: «Не хочу я супу!» Как-то Лоллипоп увидел ногу Томми. Она болталась из стороны в сторону. А однажды он узрел половину Томминой головы. Неожиданно Томми выглянул, что привело Лоллипопа в смятение. Лавка «Яйца – птица» поглощала все карманные деньги. А в конце недели Лоллипоп попал в страшный переплёт.
Сестра сказала маме:
– Мам, я сама видела! Лоллипоп каждый день после школы куда-то уезжает на трамвае!
Маме во что бы то ни стало захотелось узнать, куда он каждый день мотается. А переупрямить маму не под силу и Лоллипопу.
– Лоллипоп, мне просто надо знать, что ты делаешь, – сказала мама.
– Нет, – сказал Лоллипоп.
– Да, – сказала мама.
– Да нет же! – гаркнул Лоллипоп. Его уже не на шутку разобрало.
– Ну сам посуди, – сказала мама, – шеф диктует мне письмо с иностранными словами в каждой строчке, а я всё время думаю, куда ездит мой Лоллипоп на трамвае, и тут же делаю семь опечаток; шеф глядит тигром и к Рождеству не повышает мне жалованье!
Чего-чего, а этого Лоллипопу никак не хотелось. И тут он рассказал маме про друга по имени Томми, и про гусиную шейку, и даже про яйцо и здоровую собаку, которая ему чуть мизинец не прокусила. Мама же над собакой и яйцом только посмеялась. Лоллипопа это задело. Минуту назад мама говорила, будто так из-за него переживает, что письма кишат опечатками, а сама смеётся, когда его мизинец подвергся жуткой опасности.
Вечером мама тоже подошла к кухонному окну и помахала Томми. Томми ответил. Сестра сказала:
– Напиши ему письмо, проще не придумаешь!
Но Лоллипоп писать не любил. Из-за ошибок. Бабушка предложила:
– Подойди к его подъезду пораньше, около семи!
Но вставать в такую рань Лоллипоп тоже не любил. В семь утра он ещё был как варёная курица. Еле языком ворочал и слышал хуже тугоухой дворничихи. В семь утра Лоллипоп ни под каким видом не мог предложить незнакомому мальчику подружиться – в птичьей лавке и то лучше.