Дикий лес — так его называли в народе — был местом крайне опасным. Здесь не рубили деревья и не охотились. Люди всегда обходили его стороной, редкие смельчаки отваживались заглянуть сюда, а если им удавалось выжить, то повторять свой опыт они не решались.
С появлением на Акриде королевы здесь ничего не изменилось. Черный дым из склянки никак не повлиял на местную флору и фауну, и жизнь в Диком лесу текла привычным руслом. Но человека здесь по-прежнему не ждали.
Однако, кое-кому из островитян все же удалось найти пристанище в этом негостеприимном краю. Много лет назад сюда, проклиная собственную никчемную жизнь, пришла одинокая странница. Эта отчаявшаяся женщина не боялась хищных зверей — ее познаний в области магии хватало на то, чтобы держать их на расстоянии. Войдя под своды полного опасностей леса, несчастная поклялась не возвращаться к людям до тех пор, пока не поймет, что они в ней нуждаются. Не обида на весь мир, но осознание собственной беспомощности перед лицом могучего врага толкнуло колдунью на этот поступок.
Со временем она выстроила себе хижину на берегу моря, да так и осталась коротать там свой век. Но не проходило и дня, чтобы женщина не заглядывала в свою волшебную чашу и не задавала неподвижной воде один и тот же вопрос: «Что могу я сделать для Акрида?» Но жидкость, которая за секунду до этого была прозрачной как роса, вдруг становилась агатово-черной, и ничего не показывала.
В тот вечер колдунья, снова не получив ответ, уже подошла к порогу, чтобы опорожнить волшебную чашу, как вдруг заметила, что на поверхности воды медленно вырисовывается живая картина.
Пятеро молодых людей с озабоченным видом склонились над лежащим при смерти стариком. До женщины донеслись отрывистые фразы, из которых она смогла понять — это отряд иноземцев, который следует на север к замку королевы. Колдунью бросило в жар — наконец-то она получила долгожданный знак.
Спустя несколько минут маленькая фигурка, закутанная в плащ, выскользнула из хижины и, освещая себе путь ручным факелом, направилась вглубь леса. На плече у женщины сидела почти неразличимая в ночи черная ворона.
***
— Денис, ну пожалуйста, приди в себя! — умоляла Анжелика. — Ну что мне родителям говорить, если ты умрешь? Ты об этом подумал?
Девушка разрывалась между братом и Богданом, но у последнего травма была незначительной, и львиная доля ее заботы, как, впрочем, и причитаний, доставалась Денису.
Гавран быстро очнулся после обморока и чувствовал себя вполне сносно. Когда Дена нашли в кустах, старик сразу обработал его рану зельем и наложил легкую повязку из ткани.
— Успокойся, Ангел, — акридец обнял Лику за плечи. — Рана глубока, но вряд ли убьет его. И от твоих слез ему точно не полегчает.
Сашка, делавшая в это время перевязку Богдану, озабоченно спросила:
— А что, если у Дена опять будут эти видения? Он же не принимал зелье.
— И я того же опасаюсь, Сандра, — хмуро ответил Гавран. — Вряд ли ведьма упустит такую возможность. Нам остается лишь уповать на его стойкость.
Занимался рассвет. После боя поляна представляла собой жуткое зрелище — окровавленные змеиные туши, переломанные ветви, смятые кусты. Новый костер развели чуть поодаль, освободив место под деревьями. Прошло уже несколько часов с тех пор как друзья принесли раненого Дениса из леса, а он все еще не пришел в сознание. Рана на голове парня затянулась и почти не кровоточила, дыхание было ровным и спокойным. На первый взгляд могло показаться, что Ден крепко спит. Однако мертвенная бледность его кожи и заледеневшие конечности вызывали у друзей нешуточную тревогу.
Богдан с тоской смотрел на свою распухшую, перевязанную тряпками лодыжку. К счастью это было всего лишь растяжение, но парня удручала перспектива стать обузой для товарищей в предстоящем походе. Оставалось только надеяться, что очередное снадобье Гаврана вскоре поднимет его на ноги.
О том, что произошло с ним несколькими часами ранее, Богдан предпочитал не думать. После того как пчелы расправились с василисками и растворились в воздухе, он долго лежал на траве, приходя в себя. Уже тогда парень решил, что не имеет никакого отношения к появлению этих насекомых, а все его ощущения вызваны лишь действием отравляющего дыма. Какая еще сила? Даже гигантские змеи отупели от хмарь-травы, стоит ли удивляться, что она оказала влияние на людей?
Анжелика, успокоившись, уснула на плече у Гаврана. Костик и Сашка, свалившись без сил, тихо посапывали на своих циновках. Только стрекот невидимых насекомых нарушал гнетущую тишину, повисшую над поляной.
Старик-акридец уже начал клевать носом, как вдруг заметил какое-то движение впереди между деревьев. Едва он успел вскочить на ноги и выхватить меч из ножен, как на поляне появилось новое действующее лицо. Это была древняя старушка очень маленького роста, бледная, невероятно худая и изможденная. Гавран, прищурившись, с удивлением и страхом смотрел на незваную гостью. Ее тщедушное тело пряталось в черных лохмотьях, бывших некогда богатым платьем, длинные седые космы висели из-под остроконечной дырявой шляпы, скрюченные пальцы крепко сжимали деревянный набалдашник трости, выполненный в виде лягушачьей головы. На костлявом плече у женщины сидела старая облезлая ворона.
— О Боги! Не может быть, — прошептал Гавран, опуская меч, и добавил уже громче, обращаясь к женщине, — мать Варна, ты ли это?
Женщина, прихрамывая, подошла ближе. Тонкие синеватые губы ее растянулись в беззубой улыбке.
— Я, миленький, а кто ж еще? — отозвалась она скрипучим голосом.
Северяне, протирая глаза спросонья, с изумлением разглядывали странную гостью, которая будто бы сошла со страниц сказочной повести. Гавран тем временем со всеми возможными почестями усадил женщину у костра и с гордостью представил ее молодым товарищам.
— Это мать Варна, дети. Та самая — помните, я вам рассказывал?
Акридец налил бодрящего травяного чая в свою походную плошку, вручил ее старушке и приступил к расспросам.
— Где же ты была все эти годы?
Женщина, зажмурившись от удовольствия, отхлебнула горячего напитка.
— На востоке жила, в Диком лесу. Ушла туда потому, что сердце мое разрывалось от боли. Люди погибали почем зря — и акридцы, и иноземцы, а я ничем не могла помочь. — Варна тяжело вздохнула и погладила дремлющую ворону.
— Как же ты выжила одна? — акридец смотрел на старую знакомую с восхищением.
Колдунья хмыкнула:
— Я не так мудра, как Ведагор и другие ведающие, но кое-что все-таки могу. Произнесу заветные слова из моей волшебной книги, и всякий зверь обходит меня стороной. Не всегда срабатывает, порой приходится и удирать, сверкая пятками, ну так что ж?
— А можете вы сделать такую защиту для других? — вмешался Богдан.
Женщина покачала головой:
— Нет, дитя. Пробовала уже, да сил не хватило.
— Почему ты вернулась? — нетерпеливо спросил Гавран.
— Все эти годы я ждала знака свыше. И вот, несколько дней тому назад, волшебная чаша показала мне ваш отряд, — ответила старуха и стала беззастенчиво рассматривать северян, подолгу задерживая взгляд темно-карих, почти черных, глаз на каждом.
Наконец она продолжила, повернувшись к старику:
— Тебя, Гавран из Вертограда, я не сразу узнала.
— Время, мать Варна, оставило следы и на мне, — улыбнулся Гавран.
— Я не признала в тебе того темноволосого красавца, которого помню, — продолжала Варна, — но в голове вдруг всплыло твое имя. И я поняла — надо идти. Собрала кое-какие свои пожитки, и мы с Гаей, — старуха кивком указала на свою ворону, — пустились в путь. Отыскать вас в лесу было несложно — опять помогла волшебная чаша. А теперь ты поведай, Гавран — что случилось с вами, и как теперь живет остров? Много ли людей уцелело?
Старик в общих чертах рассказал колдунье о злоключениях отряда и о положении дел на острове. Особое внимание он уделил появлению пчелиного роя.
— Так-так, — проскрипела Варна. — Предречение сбывается. Вот она, та самая сила из земли акридской, что поможет нам спасти остров и этих бедных детей. Не напрасно я возвратилась к людям — в этой битве со злом мне тоже уготована роль. И я не оставлю вас, отныне наша дорога одна.