Прихрамывая, он подошел к товарищам, стоявшим возле тела Мирко, и сказал, положив руку Косте на плечо:
— Кажется, мы победили.
***
Солнце село, и на притихшие Василисковы горы опустились мягкие сумерки. Штурм замка решили отложить до утра — идти на такое дело ночью, не зная, что ожидает за стенами, было бы совершенным безумием. К тому же путники совсем выбились из сил и нуждались хотя бы в небольшой передышке.
Члены изрядно потрепанного отряда снова спустились к подножию горы. Останки виноградаря тоже перенесли вниз, чтобы похоронить его в родной акридской земле, как и предписывали обычаи острова. Мирко был погребен в лесу у подножия лестницы, совсем рядом с замком, который когда-то, много лет назад, был его домом.
Когда с делами было покончено выбрали свободное от деревьев место неподалеку от могилы Марка и развели костер. После ужина, состоявшего из сухого пайка, припасенного в сумках, Гавран заварил в походном котелке ароматный чай из трав, и, устроившись на сложенном плаще у потрескивающего огня, начал разговор.
— А теперь, сынок, расскажи нам, что это за чудные дела творятся? — обратился он к Богдану. — Кто ты есть на самом деле?
Молодой человек улыбнулся:
— Тот же, кто и был — обычный студент. Не знаю, как так вышло, но у меня появилась связь с этим островом. И он дает мне силу. Внутри поднимается какая-то волна, от самых пяток до кончиков волос — и я могу управлять всем, что тут есть живого, кроме мутантов. Так появились и пчелы — но тогда я еще не понял что к чему.
— Ну а раньше, еще до Акрида, было с тобой такое? — нетерпеливо спросила Варна.
Богдан покачал головой.
— Никогда, — уверенно ответил он. — Даже здесь это случилось далеко не сразу — иначе мы бы уже давно достали королеву. И, самое главное, спасли бы Марка…
— Получается, что у двух предыдущих отрядов такой силы не было? — спросил Ден.
— Не было, — отозвалась Варна. — Никому еще до Богдана не удавалось пробудить мощь земли акридской.
— Тогда зачем было их посылать? — прищурился Костя.
— Может этим извергам из братства не всё известно наперед, — предположила колдунья, — вот и отправляют отряды наобум. Сложно сказать.
— А мы тогда зачем нужны? Если сила только у одного Богдана? — с возмущением спросила Сашка. — Как массовка? — она прижала руки к пылающим щекам и замолчала, уставившись в костер.
— В одиночку этот юноша здесь бы не выжил, поэтому ему нужен отряд. Вот и весь сказ, — подытожила Варна.
— Успокойся, Сандра, — Гавран поднялся и встал позади девушки, положив руки ей на плечи. — Мать Варна права. Богдан избран для особой цели, а все остальные, — он обвел взглядом северян, — лишь волею случая заброшены на Акрид. Чтобы помогать. А почему дар не проявился раньше? Тут все просто — любому делу надо учиться. Младенец, родившись, не начинает тут же говорить, и даже звериный детеныш не сразу выходит на охоту. Так и этот юноша. Ему нужно было время, чтобы встать на ноги, почувствовать свою силу. Такое мое разумение.
— Ну а ты сам, Богдан, что думаешь? — пытливо спросила Сашка, Богдан немного помолчал, отрешенно глядя в сторону.
— Я слышал у себя в голове голос бабушки, — медленно произнес он. — И во время прилета пчел, и сегодня на лестнице. Понятно, что это была не она, но кто-то говорил ее голосом. Может даже сам остров. Он сказал: «Все хорошо, просто делай то, что ты должен», — Богдан откинул со лба длинную прядь волос и устало продолжил. — Когда мы только прибыли сюда, я ничего особенного не чувствовал. Только в опасные моменты замечал какое-то покалывание в пальцах, но думал, что это из-за стресса.
— А ведь ты единственный из нас, кого не кусали ни змеи, ни другие твари, — заметил Костик, воскрешая в памяти события последних дней. — На тебе же вообще ни царапины, только ногу один раз подвернул.
— Так и есть, — кивнул Богдан, — но мне казалось, это просто везение…
Ночь прошла спокойно. Денис по привычке принял перед сном чудесное зелье Гаврана, и спокойно проспал до тех пор, пока не пришла его очередь дежурить у костра. Гавран долго кряхтел и кашлял, но и ему удалось отдохнуть несколько часов.
Баско, вызвавшийся охранять лагерь первым, никак не мог усидеть на месте. Он ходил туда-сюда от лестницы до поляны, проверяя все ли в порядке, не притаился ли где невидимый враг. И даже когда настало время смены караула, мужчина долго не мог успокоиться, то и дело вскакивая и обходя кругом место ночевки. Остальные спали без задних ног, истощив за день все свои силы.
Наступило утро, ясное приветливое солнце разогнало мрак над скалами, придав их суровому облику мирный и безмятежный вид. В ветвях невысокого раскидистого дерева, рядом с которым похоронили Марка, залилась радостной трелью звонкоголосая птица. Богдан пришедший сюда проститься с другом перед последним походом, вздрогнул от неожиданности.
— Ну и чему ты радуешься? — парень не заметил, как произнес это вслух. — Понимала бы еще что-нибудь.
Он обреченно махнул рукой.
— А она все понимает, Богдаша, — раздался за его спиной скрипучий голос.
Богдан обернулся, украдкой вытирая слезы.
— Она поет для тебя дружок, — продолжала Варна, приглаживая перья своей взъерошенной вороне. — Чтобы ты знал — душе Марка в мире ином спокойно и хорошо, и он хочет, чтобы ты не корил себя и не печалился о нем. Это добрая песня. Песня жизни.
— Да откуда бы ей знать как ему там? — возразил парень.
Варна улыбнулась:
— Не спрашивай, милый. Просто поверь. Вот и Гаечка подтвердит.
— Карр! — сказала Гая, уставившись на Богдана круглыми черными глазами.
— Это она вам рассказала? — скептически улыбнулся молодой человек.
Старуха нежно погладила свою любимицу, и та от удовольствия склонила черную голову к груди.
— Да, Богдаша, она.
Варна повернулась и пошла к остальным. Богдан, еще немного постояв у могилы, последовал за ней. На душе у него стало немного легче. Как будто старая колдунья забрала часть его боли себе. Только что-то показалось ему тогда странным. И уже много позже он припомнил — при первой встрече Варна уверяла, что не понимает язык зверей и птиц.
Уже в третий раз восемь путников, выстроившись в привычном порядке, стали подниматься к замку. День обещал быть жарким, и люди шли налегке, убрав плащи в походные сумки. Оружие держали наготове — у мужчин в руках обнаженные мечи, у Сашки с Ликой арбалеты, Варна с кинжалом.
На широких белокаменных ступенях тут и там валялись окровавленные крысиные туши. Стервятники, заслышав приближение людей, с негодующими криками разлетались в разные стороны. Не желая покидать богатое падалью место, они продолжали кружить над замком и ожидали подходящего момента, чтобы продолжить свое мрачное пиршество.
Ветер доносил сюда шум прибоя и крики чаек. А совсем скоро перед путниками открылась великолепная картина — безбрежное, сверкающее в лучах утреннего солнца, лазоревое море, омывающее горный массив. В этот час оно было неспокойно — бушующие волны накатывали на скалы, обгоняя одна другую, словно пытаясь добраться до замка. Но высота была недостижимой, и они возвращались назад ворча и шипя, досадуя на собственную слабость.
— Саш, — прошептал Костик, сжимая руку девушки, — Если меня сегодня убьют, ты это… — он снова замялся, щеки его, заметно похудевшие, стали пунцовыми.
— Что? — мягко спросила Сашка.
— Ты меня не забывай, — быстро проговорил Костя.
— Никогда не забуду, — тихо ответила Сашка. — Я тебя люблю.
— А я тебя еще больше.
Костя посмотрел на девушку — на щеках ее горел лихорадочный румянец, в серых глазах, самых прекрасных на свете, отражалось бирюзовое море. Ветер, усилившийся на вершине горы, трепал рыжие кудри и бессовестно раздувал подол рваного платья, обнажая перевязанную тряпками ногу. «Самая лучшая на свете, — подумал он. — И как я раньше жил без нее?»