— Это не вопрос. А ну, хлопцы! Без шума и пыли.
Парни вроде, как и не спали. В момент опустили полы покрытия и затеплили лампочку. Конечно, не на отдыхе они здесь, а в рабстве у Викторовича. Надо запомнить и не стесняться. Он тоже не на курорте.
Перелистал записи этого дня, но новых мыслей не возникло. Стало неудобно, что народ сгоношил. Чтобы еще чуть потянуть время взялся за описание дозиметра. Чтение такой литературы, обычно быстро нагоняет сонливость. Но не сейчас. За скупыми строками для него как живые вставали процессы взаимодействия излучения с веществом. Технические характеристики датчиков рассказывали о том, что квант или частица делает в детекторе, как ничтожная энергия, привнесенная ею, улавливается, усиливается, отделяется от шумов. Двадцатилетний опыт и накопленные знания легко позволяли понять замысел конструктора, понять трудности, с которыми он встретился и как обошел расставленные законами физики технические проблемы.
И тут пришло оно. Прозрение. Ведь в описании черным по белому написано, что детектор рентгеновского датчика — ТКАНЕЭКВИВАЛЕНТНЫЙ. Значит в нем полным полно водорода, как и в любой биологической ткани. Ну да. Так и написано. Он сделан из пластика. Значит должен реагировать на нейтроны за счет образования протонов отдачи. Так что отсутствие реакции Гейгеровских счетчиков и наличие реакции рентгеновского датчика понятно. В счетчиках Гейгера материалы с малым атомным номером не применяют. Вторая загадка — почему нейтронные блоки дают такие заниженные показания.
Снова в описание. Недаром говорят — учите матчасть. Про рентгеновский датчик написано: «Непрерывное и импульсное излучение». А про нейтронный — импульсное излучение не упоминается. Рентгеновский датчик работает в токовом режиме, а то есть собирает всю оставленную частицей в детекторе энергию в виде непрерывного тока, а в нейтронном датчике импульсные сигналы отделяют от шумов и только потом считают. Разница огромная. Если само излучение поступает на детектор импульсами, то счетный детектор будет считать не нейтроны, а импульсы потока, не разбирая, сколько нейтронов в каждом импульсе — десять или миллиард. Поэтому, на какое бы расстояние от источника ни поместили датчик — показания будут одинаковые. Не мощность дозы будет измерена, а частота, с которой пульсирует весь поток нейтронов.
На то, чтобы внятно описать это в тетрадочке ушло часа полтора. Все-таки мысль быстрее дела. Картина прояснилась. Стало понятно и что искать. Такие потоки получить можно, если импульсный ускоритель лупит электронами по мишени — конвертору из бора-10 или лития-6. Впрочем, на счет материала конвертора он может и ошибаться. Это еще в институте упоминалось. А еще можно нейтронами по тритию. Скромный такой вариант термоядерной реакции. Управляемой. С пульта ускорителя. Непонятно, кстати, и чего ученые с токамаками своими носятся. Впрочем, не ему судить. Физик, конечно, но не в этой области. Это так, праздная мысль на сон грядущий. А может и не праздная! Если в полутора километрах от реактора доза за один такой импульсный сеанс… какая?
Сняв с сука дозиметр, Викторович перевел его в режим измерения дозы. А заодно включил звук. Ждать пришлось с полчаса. Ритмично пощелкивающий прибор вдруг взорвался сумасшедшим треском. И так же быстро затих. Прошел всплеск излучения. Поглядел на табло и полез в сумку за справочником. Всех констант не упомнишь. Да и данные для расчетов не слишком удобные. Доза нейтронного излучения, показанная гамма дозиметром. Эксперты бы посмеялись. Однако прикинул. Даже с точностью до ошибки на два порядка, то есть в сто раз, вышло, что у неизвестных умельцев термоядерный реактор получился. Непонятно, правда, зачем выделившуюся энергию понадобилось расшвыривать по окрестностям в виде мощного нейтронного потока.
Эти мысли тоже в тетрадочку. А тут и рассвет. Послал парней за оставленными вечером приборами, а сам принялся за изучение кучи старой аппаратуры. Может еще найдется рентгеновский датчик. Так уж вышло, что теперь ему только ими и придется работать, а он как на грех только один с собой прихватил. Да еще найденный. И того — два. А чтобы отыскать источник — нужно строить изодозу — дугу, где приборы покажут одинаковую дозу за один всплеск. Ведь если измерение проводить одним прибором, но во время разных всплесков излучения, то результаты могут отличаться за счет разной длительности всплеска. Да и равенство интенсивностей потоков от всплеска к всплеску никто пока не доказал.
Дальше работа пошла в непрерывном движении. Два дозиметра с рентгеновскими датчиками парни размещали в точках, которые Викторович указывал на карте. И быстренько в укрытие. По появлению показаний нейтронного дозиметра прямо в балагане засекался момент всплеска. После этого ребята возвращались к приборам и, записав дозу, переносили их на новые места. И снова в укрытие. И так день за днем. Кстати, расчет дозовых нагрузок при нахождении в балагане показал, что больше персонала АЭС они не получат. Так что это место можно полагать безопасным.
Сильно мешал рельеф местности. Если между датчиком и источником бугор — показания меньше, а если нет препятствий, то больше. Это не проблема, если направление на источник известно, а если нет? Поэтому множество мелких загадок встречалось буквально на каждом шагу. И все-таки каждое последующее измерение приводило их все ближе и ближе к цели. Приборы давно уже использовались на грубом поддиапазоне. И, наконец, показали перегрузку. Но к этому моменту на карту удалось положить достаточно внятную окружность, центр которой попадал на замшелую скалу посреди вонючего болота. Неподалеку от того места, которое он еще дома подозревал, но не совсем. Без приборных данных не нашли бы. Пора было предпринимать новые шаги. Только вот какие?
Андреич никаких признаков собственного мнения не проявлял. Похоже было, что он просто сообщает результаты наверх и ждет команды. А команды нет. Значит действует предыдущая — обеспечивать работу специалиста. А какую тут можно подать команду? Ничего не ясно, кроме того, что что-то есть, чего в других местах нет. Да и выводы, если со стороны на них посмотреть, особо убедительными не представляются. Так что, пока не будет команды сверху — можно делать все. Ну, тогда Викторович сам туда и заберется. За полтора часа можно и добраться, и поглядеть, что к чему и обратно вернуться.
В хозяйстве нашлась небольшая резиновая лодка. Не та, на которой приходили с моря, поменьше. Ее спустили в болото. Викторович сел и погреб к подозрительной скале. В спутники себе он ни кого не взял. Да ни кто и не просился. Рискованное дело. Греблось легче, чем ожидал. Водяные растения легко расступались, а над донной грязью слой воды был с полметра. Веревку, привязанную к корме, закрепили на берегу, а для второго ее конца Викторович вбил в скальную трещину крепкий стержень с кольцом. Получился канат для паромной переправы.
Вскарабкаться на скалу оказалось несложно. Уклоны не слишком круты, полно уступов и трещин. Залез, огляделся, ну и что! Камень — он камень и есть. Правда, растительность на нем сплошь мертвая. Влажная, мертвая и не гнилая. Травянистые лежачие стебли со стороны производят впечатление обомшелости. А не гниют они тоже ясно почему. Такие дозы радиации убили не только траву, но и гнилостные микробы. По берегам болота таких эффектов не наблюдается. Оно и понятно. Мощность дозы спадает пропорционально квадрату расстояния от источника.