– Боюсь, – повторила тяжкий вздох соседка, – но не за себя, за вас и Валерьяна. Такие типы весьма непредсказуемы в своей злобе, поощрённой, как я понимаю, годами безнаказанности. – Она задумалась и добавила: – Или предсказуемы, что ещё хуже.
– Ну, дядя у меня, может, и актёр, зато папа моей близкой подруги точно прокурор, да и мой батюшка, как он сам изволит выражаться, не трамвайный кондуктор, – постаралась взбодрить старушку шутливым тоном Аглая.
Но вообще-то Муза Павловна в чём-то определённо права: Виктор этот Юрьевич на самом деле персонаж весьма неприятный и опасный, что есть, то есть. Такой достаточно ярко выраженный реликт – типаж «братка» образца лихих девяностых, из числа тех самых «пацанов», которому на пути к успеху, по всей видимости, удалось кое-что урвать, отщипнуть от того самого призрачного успеха и при этом чудесным образом остаться в живых, и весьма благополучно.
Без «спецодежды» в виде малинового пиджака или спортивок известной фирмы, а во вполне себе дорого-богатом прикиде крутых марок. Но натуру, она же привычка, никуда ж не денешь, тряпочками не прикроешь и в тюбик жизни назад не засунешь. Поэтому на бычьей шее и в развале распахнутого ворота на груди Виктора Юрьевича красовался «обвес» из толстенной золотой цепуры. Слава те господи без креста, но с какой-то внушительной подвеской в золоте-бриллиантах. Имелась в дополнение к цепи и золотая массивная «гайка» на среднем пальце правой руки, и ещё одна, поменьше, на левой руке. Ну и – как же без него – натуральный «Ролекс» на запястье, в той степени натуральности, которая возможна по нынешним временам, – то есть скажем так: средней.
Внешность у гражданина была ой недоброй. Морда «во», Ламброзо в восторге рыдает от столь явной типичности этого образчика… Такая морда: кирпичная, с глубоко посаженными тёмными глазами-буравчиками, утопленными под тяжёлым, низким лбом и широкими бровями. Зато вполне себе харизматичная, транслирующая определённый образ мышления воинствующего доминанта, суперальфы, то бишь демонстративную самоуверенность и превосходство, презрение к людям, стоящим «не вровень» ему по жизненным достижениям. А повадки бандюгана, присущие криминальным личностям, он даже не пытался скрывать, а, наоборот, показательно демонстрировал: подмять, «забычить», заставить себя бояться и уважать беспрерывно.
Угораздило же обзавестись эдаким соседушкой…
Сюда, в квартиру брата, Аглая переехала около года назад. Дом относился к тому типу строений, которые называют «точечной элитной застройкой». Сдан в эксплуатацию он был двенадцать лет назад, так что сейчас к столь высокому классу его уже вряд ли бы причислили по той причине, что за эти годы и класс тот самый элитный сильно поменялся, и дом несколько устарел, хотя и сделан был весьма добротно, на совесть.
Дома столь высокого качества, в которых продуман и выверен каждый сантиметр, каждый крепеж и деталь интерьера, каждая магистраль коммуникаций и всякая важная мелочь, теперь редко строят. К слову сказать, его и возводили-то целых два с половиной года, а не как нынешние «скороспелки» – за несколько месяцев. Поэтому-то Лёшке с отцом, вложившимся в стройку ещё на стадии проектирования дома, и удалось приобрести здесь квартиру ну по очень, очень выгодной цене.
Впрочем, не суть, не об уровне постройки речь, хотя и о нём в числе прочего – уже потому, что жить в таких домах приятно, удобно-комфортно.
Дом, по московским меркам, был совсем небольшим – всего двенадцать этажей на два подъезда. Центральный вход подъезда вёл в просторный вестибюль с мраморной отделкой пола и стен и не с будочкой какой невнятной, притулившейся где-нибудь в уголке, а с просторной комнатой для консьержа, расположенной сразу у второй, отделявшей тамбур, двери, справа от входа. Слева же, в конце холла, – два лифта: пассажирский и грузовой. А вот у лестницы имелся свой отдельный вход с улицы, рядом с центральным. И лестница была широкая, удобная, на межэтажных пролетах цветы в кашпо на подоконниках и в углах на специальных подставках. Красиво. И приятно.
На каждом этаже, на просторной-большой площадке, находилось по шесть квартир. За её пределами расположилась отдельная лифтовая площадка, тоже, кстати, украшенная декоративными живыми растениями и копиями картин известных художников. Сбоку от лифтовой площадки, рядом с первой квартирой по левой стороне, была лёгкая дверь со стеклянными вставками, выходившая на лестницу.
Вот там-то, при выходе на лестницу, Аглае и пришлось первый раз всерьёз столкнуться с Виктором Юрьевичем, и там же началась вся эта неприятная история с Валерьяном.