Он не спросил, о чем я думаю, что было не похоже на него. Я предположила, что он также взволнован, как и я.
Он оставил чемоданы на веранде, чтобы открыть двери — они оказались не заперты.
Прежде чем переступить порог, Эдвард смотрел на меня и ждал, пока я поймаю его пристальный взгляд.
Зажигая везде свет, он нес меня через весь дом, и мы оба молчали. Моим первым впечатлением о этом доме было то, что он был слишком уж большим для такого небольшого острова, да и странно, что все здесь казалось знакомым. Я привыкла к пастельным светлым тонам предпочитаемых Калленами и поэтому чувствовала себя, словно дома. Я не могла сосредоточиться ни на каких специфических особенностях. Биение, пульсирующее в висках, делало все немного расплывчатым.
Затем Эдвард остановился и включил последний светильник. Комната была большой и белой, а дальняя стена оказалась стеклянной — всё как предпочитали мои вампиры.
За пределами дома луна отражалась на белом песке, а в нескольких ярдах от дома сверкала волны. Но я едва придавала этому значение.
Мое внимание привлекла огромная белая кровать в центре комнаты с свисающим волнами балдахином с облаками, сделанный на манер москитной сетки. Эдвард опустил меня на ноги.
— Я… пойду за багажом.
Комната была более теплой и душной, чем тропическая ночь снаружи. Капелька пота проступила на моем затылке.
Я сделала несколько медленных шагов вперед, пока не смогла коснуться воздушной материи балдахина. Мне было просто необходимо удостовериться, что все это правда.
Я не слышала как Эдвард вернулся. Вдруг его холодные пальце стали ласкать мою шею, смахнув каплю пота.
— Что-то немного жарковато тут, — сказал он извиняющимся тоном, — я подумал… что так будет лучше.
— Терпимо, — выдохнув, пробормотала я, и он хихикнул. Это был нервный смешок, что у него редко случалось.
— Я постарался подумать обо всем, что сделает это… легче.
Я шумно сглотнула, все еще не поворачиваясь к нему. Был ли здесь медовый месяц подобный нашему? Я знала ответ. Нет. Не был.
— А что если, — сказал Эдвард медленно, — если… для начала… может ты хотела бы поплавать со мной?
Он сделал глубокий вздох, и его голос стал более спокойным, когда он снова заговорил:
— Вода очень теплая. Этот пляж тебе понравиться.
— Звучит неплохо, — мой голос надломился.
— Я уверен, что ты захотела почувствовать себя человеком ещё минуту или две… Это была долгая поездка.
Я тупо кивнула. Я едва чувствовала себя человеком, возможно, несколько минут только всё же помогли бы. Его губы дотронулись до моего горла, чуть ниже моего уха.
Он засмеялся, и его прохладное дыхание щекотало мою напряженную кожу.
— Но не слишком долго, миссис Каллен.
Я вздрогнула при звуке моего нового имени. Его губы скользили вниз по шеи до плеча.
— Я буду ждать тебя в воде.
Он прошел мимо меня к двери, которая выводила прямо на пляж.
По пути он сбросил рубашку, оставив ее на полу, и проскользнул через дверь, в залитую лунным светом ночь. Душный, соленый воздух витал в комнате после него.
Моя кожа воспламенилась? Я должна была как следует осмотреть. Нет, ничего не горело. По крайней мере, я ничего не увидела.
Я напомнила себе, что мне необходимо дышать. Затем я споткнулась об огромный чемодан, который Эдвард оставил открытым. Наверное, это мой, потому что наверху была моя сумка туалетных принадлежностей. Тут было много всего розового, но я не узнавала ничего среди этого. Я взяла охапку одежды, ища что-нибудь привычное и удобное, к примеру, пару старых свитеров, и тут кое-что оказалось в поле моего зрения.
Бесчисленное множество шнурков и тисненого атласа. Нижнее белье. Самое откровенное из всего существующего нижнего белья, с французскими штучками.
Я не знала, как и когда, но когда-нибудь Элис поплатиться за это.
Оставшись одна, я пошла в ванну, окна которой выходили на тот же пляж что и дверь. Я не смогла увидеть его и предположила, что он уже в воде.
Высоко в небе луна была почти полной, и песок блестел под ее сиянием.
Какое-то движение показалось мне — над одной из пальм; брошенная одежда трепетала на ветру.
Моя кожа снова вспыхнула.
Я сделала несколько глубоких вздохов и подошла к зеркалу.
Я выглядела так, словно проспала целые сутки. Я нашла свою расческу и принялась расчесать волосы, пока они не сделались гладкими, а между зубцами не остался целый клок. Я дважды тщательно почистила зубы. Затем я умылась и брызнула водой на свою шею. Я почувствовала себя настолько хорошо, что решила вымыть и руки. А потом поняла, что и душ мне не помешает. Я знала, что смешно принимать душ перед плаваньем, но я должна была успокоиться, а горячая вода была надежный способом.
Да и ноги было бы неплохо побрить.
После душа я завернулась в большое белое полотенце.
Теперь я столкнулась с выбором, о котором не подумала раньше. Что мне надеть? Уж не купальник. Да и снова полностью одеться, тоже было глупо.
Я даже не хотела думать о вещах, которые Элис упаковала там для меня.
Я снова начала судорожно дышать, а мои руки нервно задрожали — успокаивающий эффект душа закончил действие.
Я почувствовала головокружение, и меня охватила паника. Я села на прохладный пол и спрятала голову между коленями. Я молилась, чтобы он не увидел меня такой. Я могла только догадываться, о чем он подумает. Он мог подумать, что мы совершаем ошибку.
Но я не волновалась о том, что мы делаем ошибку. Ничуть. Я понятия не имела что делать, когда выйду из этой комнаты. Я боялась неизвестности.
Особенно во французском нижнем белье. Я знала, что я еще не готова к этому. Я чувствовала себя, как будто мне нужно выступать в театре с тысячной публикой. Как же люди делают это — преодолевают свои страхи, да еще с меньшей уверенностью, чем оставил Эдвард? Если бы там не было Эдварда, если бы я не знала каждой клеточкой своего мозга, что он любит меня настолько сильно, насколько я люблю его — всепоглощающе и безоговорочно. И если бы не это, я никогда бы не смогла встать с пола.
Но все-таки это был Эдвард.
— Не будь трусихой, — прошептала я сама себе и встала на ноги.
Я плотнее закуталось в полотенце и вышла из ванной. Мимо чемоданов, мимо большой кровати, даже не взглянув на них. Стеклянная дверь на пляж была открыта. Все казалось черно-белым в тусклом свете луны.
Я шла медленно по песку, остановившись около скривленной пальмы, на которой висела его одежда. Я прислонилась к грубой коре и еще раз перевела дыхание.
Я смотрела в темноту, ища его.
Его было не трудно найти. Он стоял спиной ко мне по талию в воде и смотрел на луну. Свет луны сделал его кожу совершенно белой, подобно песку, а его мокрые волосы совершенно черными, подобно океану.
Он стоял неподвижно; и волны ударялись об него, словно о камень.
Я смотрела на гладкие линии его спины, его плеч, его рук, его шеи, безупречной формы его…
Огонь больше не ощущался на коже; тлело где-то внутри — моя неловкость, моя неуверенность.
Без колебаний я сбросила полотенце, оставив его на дереве вместе с его одеждой, и вышла в лунный свет. Я также, казалось, сделана из белого песка.
Я не могла слышать своих шагов, но догадалась, что он их слышит. Эдвард не обернулся.
Я вошла в воду и поняла, что Эдвард был прав — она была теплой, как в ванне. Я шла медленно, думая о том, что под ногами. Но мои заботы были напрасными — песок под ногами оказался абсолютно мягким. Постепенно углубляясь, я шла к Эдварду. Я пробиралась через воду, пока не оказалось за его спиной. Я положила свои ладони на его прохладные руки, которые были в воде.
— Как красиво, — сказала я, смотря на луну.
— Неплохо, — ответил он без энтузиазма. Он повернулся медленно; от его движений на воде во все стороны расходились круги. На его белоснежном лице, глаза, казалось, стали серебряными. Он повернул свою ладонь так, чтобы наши пальцы смогли сплестись под водой. Было достаточно тепло, и от его прикосновений не было гусиной кожи.