Зато наткнулся на папу, от которого я успешно скрывала все свои манипуляции до этого момента.
— Ты только что попала в аварию! Мы в больнице, если ты не заметила! — рыкнул он. Я страдальчески простонала, закрывая лицо руками. Шастающие по коридору люди начинали обращать всё больше внимания на нас.
— Я не была за рулем, как ты не можешь понять, — резко убрав руки в карманы куртки Арабского — моё пальто было безвозвратно запачкано, поэтому теперь валялось где-то на обочине трассы, одинокое и позабытое, — я глубоко вздохнула. — Пап, мне уже ничего не угрожает, правда. Егор заболел и потерял сознание прямо за рулем, когда вёз меня домой, — говорить отцу по отравление Арабского было бы глупо, и эту информацию я умолчала, потому что это дело касалось только лишь одного Егора и, возможно, совсем немного — меня. — Это даже аварией сложно назвать — мы просто съехали в кювет.
— Это поэтому он второй день в отключке лежит? — покачал головой папа. Я поджала губы и снова чуть приврала:
— Это из-за болезни. Он — тот самый типаж обворожительных брутальных красавчиков, которые заказывают себе гроб при температуре тридцать семь и два, — мимо проехала медсестра с двумя капельницами, и мне пришлось чуть посторониться, чтобы пропустить её в соседнюю палату. Дальше я говорила уже мягче. Хоть я и довольно-таки неплохо умела манипулировать людьми, с отцом такие фокусы прокатывали не всегда, но и это уже хорошо. Вот на Арабского, например, влиять вообще не получалось. — Пап, обещаю, если я еще хоть раз попаду в аварию — сама отдам тебе ключи.
Я торжествующе улыбнулась и протянула руку. «Отдам ключи» — не значит, что не сделаю себе дубликат, но подобная формулировка здесь только для перестраховки.
Спустя долгие десять секунд отец с раздражённым вздохом достал связку ключей и вложил их мне в ладонь.
— Разобьёшься насмерть — домой не приходи, — ткнул он кончиком указательного пальца мне в нос. Я улыбнулась и крепко обняла папу, в ту же секунду возмущенно что-то забубнившего себе под нос.
Его сомнение было оправданно — машину я купила сама за сущие копейки, и состояние её целиком и полностью соответствовало цене. Если снаружи иномарка выглядела ещё более-менее прилично, не считая содранной кое-где краски, помятой фары и пары-тройки солидных вмятин, то внутренности приводили в ужас каждого, кто хотя бы немного разбирался в автомобилях. Я не разбиралась, поэтому на попытку отца грохнуться в обморок, когда он впервые заглянул под капот, ответила пренебрежительным фырканьем.
Одногруппнику тогда срочно нужны были деньги, а я как раз поссорилась с отцом из-за какой-то ерунды, поэтому схватила свои начальные накопления на поступление в университет после колледжа и купила этот металлолом, прекрасно зная, что чтобы починить эту консервную банку, нужно будет вложить в неё вдвое больше первоначальной стоимости. Поступление в университет было отложено, а я закончила колледж и отправилась работать в салон сотовой связи, чтобы заработать на починку автомобиля. Всё-таки жалко было забрасывать личный транспорт в гараже, если вспомнить, что я как раз именно из-за него отказалась от высшего образования.
Не будем упоминать то, что к высшему образованию я на тот момент так вообще не стремилась.
Этому тоже была причина — отец хотел, чтобы я пошла по его стопам в правоохранительные органы, а я в свою очередь этого не хотела абсолютно. Упёртостью я пошла в папу, поэтому мы сопротивлялись друг другу и по сей день. Судя по позвякивающим в кармане ключам, я раз за разом брала верх над ним.
Сияя от радости, я зашла обратно в палату, отец последовал за мной. Я весь день провела в больнице, несмотря на заверения Арабского-старшего в том, что мне уже давно можно поехать домой. Он расщедрился для сына на вип-палату, поэтому я успела и посмотреть телевизор, и принять душ в изолированной от всех ванной комнате, и даже разгадать пару кроссвордов из аккуратной стопки книжек на подоконнике. Да тут лучше, чем в некоторых гостиницах, что уж там.