Тут послышались шаги, и в комнату вошёл Денис, со смущенным и взволнованным видом.
- Дим… - робко позвал мальчик.
Старший брат, раздирая журнал, отозвался, спросив, что он хочет, но голову не поднял.
- Дим… Папа мне сказал, чтобы я к тебе подошел…
- В чем дело?
- Скоро концерт Евдокии Тюльпановой, и я на него иду. Уже билет купил. Но папа сказал, что не может меня туда отпустить, так как встретить меня некому будет. Он занят с мамой. Поэтому сказал, чтобы я тебе сказал…
- Я…я подумаю!
- Ну, Ди-и-и-им! - заныл Денис, а сам подумал, что кроме Эвелины старший брат никого больше не любит.
- Я Дима уже восемнадцать лет!
- Почему ты так себя ведешь?
- Ну, я же не спрашиваю тебя, почему тебе нужен Дмитрий Крилл, известный певец, а Криленков Дима, папа маленького ребенка, нет!
- Ты с ума сошел со своей Эвелиной! Знаешь, что?! Обойдусь без тебя! Нас с Женькой его старшая сестра встретит!
С этими словами Денис выбежал из гостиной. Митраша соскочил на ноги и хотел крикнуть ему вслед, что-то типа этого: “Конечно, наверняка его сестра сделала хорошую карьеру, и ее не стыдно показать! А ты просто хотел всем продемонстрировать, во что я превратился, и какой неудачник по сравнению с твоей любимой Тюльпановой!”, но слова застряли в горле. Он медленно опустился на колени и, закрыв лицо, тихо заплакал… Даже Араик его лучше… Стеша, видимо, любит его, несмотря на то, какой он. А его, Диму, любят только, когда он - звезда. А как просто не популярный человек никому не нужен!
*
Рано утром, пока в ресторане кушало мало людей, Стеша вышла на улицу, чтобы вытрясти половичок. Неожиданно на другом конце скверика остановился мопед. Сердце девушки вздрогнуло в груди. Она начала трясти половик быстро и нервно, поглядывая в сторону. Неожиданно рядом с ней раздался голос:
- Ты чего тут тучи подняла?
Девушка опустила коврик и увидела прямо перед собой незнакомку. Странно, как она тут появилась? Как успела подкраситься незамеченной? Гостья, явно, являлась представительницей гоп-компании, но в отличии от них, на ней были спортивные штаны без мотни, а простые “агигас”, и не толстовка, а кожаная куртка фасона бомбер. И прическа странная: словно бы был ирокез, но она заплела его в косу.
- Послушай, ты знаешь куда пропал племянник хозяйки этого общепита?
- Не знаю. А почему интересуешься?
- Не безразлична я к нему.
- А ты знаешь эту…как ее?… Ну-у-у-у…
- Аглашку Волчару, что ли? - подсказала незнакомка.
- Да-да! Ее самую!
- Знаю, конечно! Кто же ее не знает?! Но она не в моей стае! Я с сеструхством другой район контролирую.
- Вы - Софья?
- Не-а! Сонька Лысая. Моя матуха так любит имя это, что дочек назвала так: старшая Софья, следующая София, я - Соня, а еще есть Сонечка и Сонюша. Это наши малые, но они уже все понимают, в школу ходят. И все одноклассники у них знают, какая у них сеструха крутая!
- Ну, ничего себе!
- Ну-ну! А ты-то кто будешь?
- Степанида.
- А-а-а-а, - она задумчиво посмотрела на нее снизу вверх, будучи ниже ростом. - Ну, будешь, значит, Степуха Могучая!
- О, очень любезно с твоей стороны, но я…не достойна!
- Значит, не знаешь, куда Араик пропал?
- Без понятия! - Стеша хотела сказать еще, что сама его ищет, но не стала на всякий случай.
- Ха! Никто не знает! Надеюсь, что он живой еще!
- Что?! - ахнула девушка.
- Ну, да… Волчара узнала кое-что о нем… и обо мне. Как бы отомстить не решила.
Тут Морозова не выдержала, и, сощурив глаза, спросила:
- А какая падла ей доложила? У кого язык как помело? Кому в морду дать?
- Я… я не знаю, сеструха! Ты-то не нарывайся, базар фильтруй. С какой стати интересуешься им? Что, он тебе тоже нравится?
- Это мое дело.
- Нравится…! - недоверчиво сказала Сонька Лысая, глядя на нее, сощурив глаза и сжав тонкие губы. - Он всем нравится!
- Да кому он нужен-то больно-таки?! Не смеши мои тапочки! Нравился бы - не довели бы до такого! Что, думаешь, я не знаю, как себя нормальная баба ведет, когда ей парень нравится? Думаешь, я вчера родилась, или с Луны свалилась, что не в курсе? Да и вообще разве можно бабой считать ту, кто руку поднимает на мужчину?
- Дело говоришь! Ты мне нравишься, Степуха! Если найду Араика мертвым, позову поплакаться над трупиком!
- А если я его увижу мертвым, - с угрозой, без шуток проскрежетала зубами Степанида, - то трупиками станете вы все, ясно?
- Ты мне угрожаешь?
- Я предупреждаю.
Деваха посмотрела на наручные часы, мощные, и, может быть, дорогие. Скорее всего, сняла с кого-то за углом. Потом, снова подняв голову на собеседницу, сказала:
- С удовольствием поболтала бы с тобой еще, но тороплюсь! Ладно, пока! Но запомни: Араик мой!
- Спасибо, что предупредила! А ты запомни: он свободный, и сам выберет!
Тяжелым шагом Сонька Лысая направилась к своему мопеду и вскоре умчалась на нем прочь, а “Степуха Могучая”, последний раз тряхнув половичок, зашла в ресторан. Девушка положила на место коврик, потом сходила помыть руки и села на стул за стойку в гардеробной, как бармен - за барную. Неожиданно дверь открылась и забежала поддатая Злата Ярославовна, редкая тут гостья. Увидев работницу своей родственницы, Женщина пододвинула стул Гульнары, благо та обедала, и села к Морозовой, положив какую-то папку на стойку.
- Вот смотри, Стешенька, - утирая слезы, произнесла супруга Чарльза Никитича и отрыла папку, - вот тетрадочка его! По литературе… Вот видишь: сочинение на тему “Как я провел каникулы”. Ты, глянь, вернее, послушай:
“Помню маму с пьяной рожей
Красной, словно помидор…
Мамка все на свете может.
Все рыдают - ей задор!”
- Стихи, что ли?
- Ага, - утирая слезы, кивнула Злата Ярославовна. - Двойку за них только получил.
- Говорящий правду умирает не от болезни…
- Точно… А вот, Стешенька, ты посмотри. Рисуночек его. “Моя семья”. На уроке рисования рисовали. “Араик. 7 лет”
Девушка увидела семейный портрет, сделанный детской ручкой, почему-то в коричневых, черных и серых тонах. На листе в центре, заняв для этого почти все пространство, маленький Араик изобразил папа и маму, достаточно подробно: с прорисованными глазами, носами, губами, и даже про уши, которые многие дети рисовать не любят, не забыл. Одежда была крупно заштрихована, с сильным нажимом прорисован контур. В руке мамы мальчик, явно, нарисовал сначала бутылку, но потом, видимо, передумав, толсто и жирно исправил на букет цветов. Это были розы, нежно-лилового цвета, единственного не мрачного цвета во всем портрете. А себя нарисовал тяп-ляп, в стиле “палка-палка-огуречик”, но почему-то с большими глазами, где-то сверху в углу, светло-коричневым карандашом.
- Троечку поставили, - перевернув рисунок, растроганно улыбнулась Злата Ярославовна. - Для нас троечка - все равно что докторскую защитили. А вот посмотри, Стешенька: “Новогоднее письмо Тете Ирлинде”, - она зачитала с выражением: - Здравствуй, дорогая Тетя Ирлинда! Поздравляю тебя с Новым Годом! Надеюсь, что у тебя все хорошо. Мне на Новый Год ничего не надо! Только отбери, пожалуйста, у мамы все ее бутылки! Араик. 7 лет”, - Женщина утерла слезы. - Умница мой! Всегда знал, что попросить. Конечно, это плохо - у мамы радость отнимать, но все же не о себе подумал, а о маме. Правда, Стешенька?