*
Вечером, когда гости разошлись, когда дедушка пошел укладывать Эвелину спать, Дима, поправляя подушки на диванах у камина, неожиданно снова вспомнил Араика. Холодной поземкой без спроса мысли о нем вкрались в душу. Криленкову не нравилось это, он гнал воспоминания, корив себя за них. Но юноша просто не понимал, что случайно услышанное в больнице и увиденное у ресторана привело его в шок, и это нормально. Он вспоминал слова врача. “Ударили чем-то по голове”, “вкололи что-то в вены”. Этому несчастному совсем недавно исполнилось всего лишь семнадцать лет, то есть почти вчера ему было только шестнадцать? Учитывая современную продолжительность жизни, Араик еще почти ребенок. Эти его худенькие ручки… и в них воткнули иглы… Лишили возможности что-либо соображать дабы свершить свой гнусный поступок. А отец потом не пожалел сына, а даже наоборот ругает и бьет… Дима и сам не осознал, как, уже сидя на диване, смотрит на собственные руки, в районе внутренних сторон локтей. Таким-то его и застал Анджей.
- Прошло после капельниц? - подсаживаясь, спросил друг.
- Да, мне давно их не ставили…
- А что тогда смотришь?
И Дима как на духу рассказал, что его тревожит.
- Я как увидел, как на него отец налетел, так сразу спросил Араика, почему он не пожалуется. А ты же знаешь, что больше всего я ненавижу лезть не в свои дела, лезть людям в души, - закончил он.
- Я не вижу ничего такого, что может быть поводом для тебя винить себя. Это нормальная реакция в подобной ситуации. Просто с твоим перфекционизмом хочется быть безупречным. Но уверяю тебя, ты ничего плохого, посоветовав ему обратиться за помощью, не сделал.
Друг глубоко вздохнул и улыбнулся, сказав, что может быть.
- Моя Люда… Да не моя вовсе… В общем, Люда ведет себя странно, не предлагая ничего, отвергая, издеваясь, но в тоже время признаваясь в любви… Но Стеша же тебе прямо говорит, что любит. Судя по всему, она готова начать все сначала. Я же вижу, что ты любишь ее по-прежнему, почему бы тебе не сделать шаг навстречу?
- Я не верю ей… - признался юноша, - не верю. Она ударила меня, а я…я не могу простить, хотя она и просила прощения, хотя и сказала, что была на эмоциях. Я - не Араик, я не убежденный, упертый сторонник идеи “Бьет - значит, любит”.
- Но для него, видимо, это привычно. Как для рыбы - жить под водой. Но ты ведь не такой, - мягко возразил Анджей, - или ты боишься, что повторится?
- Не боюсь. Я уверен, не повторится. Но простить не могу. Наверное, я очень гордый. Она ударила не только меня, но и Эвелинку! Грубое обращение с ребенком, даже если он ведет себя не так, как нравится взрослому, даже если не оправдывает ожидания, для меня непростительно. Мои родители такими не были, и для меня это из ряда вон. Дикость какая-то! Стешка была похожа на неандертальца! И даже тот цивилизованнее будет… - Дима опустил голову, печально и понуро. - Но почему-то я все еще люблю ее.
- Значит, нужно ее простить, и потом по обстоятельствам: либо делать шаг навстречу, либо отпустить… Или тебе кажется, что она уже любит Араика?
Дима посмотрел на друга, и сердце преисполнилось благодарностью к нему. Немного помолчав, он честно и искренне ответил:
- Араик - очень симпатичный, я бы сказал, красивый. Так что не удивлюсь, если Стеша в конце концов в него влюбится. Да ну их! Пусть живут, как хотят. Надеюсь, я встречу другую девушку, которую смогу полюбить. Анджеюшка, а Люда уже тут?
- Без понятия, - опустив глаза, ответил юноша. - Мы с ней не общаемся. Она что хочет, то и делает. Я не удивлюсь, если у нее уже муж имеется. Хотя нет, удивлюсь… Она - конченная эгоистка, не желающая брать на себя никакой ответственности. И вроде бы такая…такая! - он мечтательно возвел глаза к потолку, словно бы там видел лазурное небо. - Вроде бы такая… необыкновенная, такую нигде больше не встретишь. Вроде бы сильная, с характером… А потом понимаю, что все это пыль - в глаза, позолота, пудра для моих мозгов, что она упертая, не желающая видеть дальше своего носа, не желающая даже хотя бы попытаться понять чужую, отличную от ее, точку зрения. Я пытаюсь понять Люду, понять ее чувства к Ирлинде-17, понять, почему она так любит Туманную Освободительницу и свою родину, пытаюсь увидеть прекрасное в Эльмирграде, в котором я столько боли испытал, и даже в Новой Венере… А она, Люда, и слышать меня не хочет, потому что я мыслю чуть по-другому, да и еще издевается над тем, что я верю в Бога! Мне кажется, мы - не пара. Не созданы друг для друга.
- Анджеюшка, - Дима обнял друга, - понимаю тебя!
- Спасибо! И что нам, юношам, только ни приходится?! Стеша терпеть не могла Эвелину, а Люда - Бога!
- Так и вывод невольно делается…
- Какой?
- Что все бабы - драные козы и сволочи!
- Ты знаешь, - хитро улыбнулся Анджей. - Господи, прости! Но я с тобой согласен!
Но потом им обоим на ум пришла Лариса Степановна, а потом Арина, а потом и Валя с Катей, и юноши несколько изменили свою точку зрения, добавив к ней “за некоторым исключением”.
Но, конечно же, Збигнев любил свою сестру и не считал ее ни сволочью, ни козой. А Араик не согласился бы, что Стеша такая. И даже Игнат уверял всех, что его дочка Римма золотая…
Глава 74
Надпись на асфальте
Араик сидел на широком подоконнике у себя в комнате. Его тонкие руки, с браслетами с шипами и заклепками, обхватили колени. На улице совсем стемнело. Как ни странно, юноша прибывал в хорошем настроении, несмотря на то, что мать снова напилась. Он смотрел, как девчонки во дворе дальней школы в свете фонарей играют в футбол.
Неожиданно проскрипела дверь, и вошла мать. Она почему-то никогда не стучала и не предупреждала, когда заходила к своему сыну, словно бы тот еще являлся маленьким ребенком, а ни юношей. Услышав, Араик вздрогнул, но слезть с подоконника не успел.
- Эй, сгоняй мне за водкой!
- Нет, меня папа за это порвет.
- Тебе просто лень, - мать подошла к нему, и на него пахнуло алкоголем и куревом. - Или оттаскать тебя за волосы?
Кривая ухмылочка появилась на ее красном, пьяном лице. Женщина попыталась потрепать сына за щеку, но тот увернулся.
- Ну, давай. Одна нога тут, другая - там.
- Не понял… Что ты имеешь в виду?
- За водкой.
- Мама, нет! Я люблю тебя, как ты не понимаешь? Я не хочу, чтобы ты мучилась похмельем.
Пьяная рожа Златы расплылась в довольной улыбочке.
- Я тоже тебя буду любить, если сгоняешь за водкой…
Но ответить Араику не дал рассерженный крик отца. Чарльз Никитич залетел в комнату к кровиночке.
- Ах, ты скотина! - завопил отец и кинулся к сыну с кулаками. - Опять на окне сидишь?! Опять за старое?!
- О, чем ты? - увернувшись, спросил юноша, и тут по батареи застучали соседи.
- Собой решил покончить? - не обратив внимания, спросил отец, и глаза его, кажется, недобро сверкнули.
- Нет…я просто тут сидел…
- Ах, скотина!
Злата, по-тихому решив смыться, трусцой отбежала от сына и мужа к дверям. Дражайший супруг это заметил и последовал за ней, но неожиданно обернулся к Араику и сказал ему:
- Сейчас же слезай! Ты понял?
Юноша слез с подоконника и…
- Я люблю тебя, папа…
- А я тебя нет, - неожиданно ответил Чарльз Никитич. - Ты мне жизнь сломал.
- Пап, но…
- Эй! - в комнату снова забежала Злата. - В окно смотрите!
Юный Берёзкин обернулся к окну и увидел, что на улице в темноте светится, сделанная люминесцентной краской, надпись на асфальте: “Араик, я люблю тебя!”.
- Кто это?! - возмутился Чарльз.
- Тихо ты, - умилилась жена, - приятно же…
Неожиданно у юноши зазвенел телефон. Он ответил, и на той стороне раздался веселый голос Стеши: