— Да, — кивнул Ольгерд, но разворачивать второй лист не стал, а убрал его вместе с первым обратно в пакет.
— Ты бы уж показал его, — прищурился Ляпунов. — Чтоб мы были более или менее в курсе.
— Показать, конечно, можно, — мягко ответил Ольгерд. — Но на кальке нет всех нюансов, которые тут, — «Сусанин» постучал себя пальцем по виску. — Понимаешь, ты слишком скромно начал. Наверно, чтобы у меня не было всяких лишних мыслей, да? Зря! Я человек понятливый. Ты бы мог сказать сейчас: все мы смертны, кто знает, что и как там может получиться, что будет, если тебя случайно убьют? Я бы все понял и сказал: «Сергей, сейчас, пока я жив, у вас один шанс из ста. То есть вероятность того, что вы с моей помощью дойдете туда, куда нужно, сделаете что хотите и благополучно выйдете на свежий воздух, равна одной сотой. Если вместо меня у вас будут только эти кальки, то вероятность благополучного исхода уменьшится до одной стотысячной». Я понимаю, что у вас есть все основания мне не доверять, и даже могу подтвердить, что ваши опасения вполне обоснованны. Но все-таки будет лучше, если вы не станете форсировать события.
— Принимаю к сведению. — Ляпунов внимательно посмотрел в глаза «пана Сусанина».
— Я готов гарантировать, что приложу все усилия к тому, чтобы вы смогли добыть то, что хотите, и выйти живыми из пещеры, — сказал Ольгерд. — Поверьте на слово, я в этом кровно заинтересован. Дальше, как мы уже условились, будут ваши трудности и проблемы.
— Нехилый разговор получился, — озадаченно произнес Топорик, а Ляпунов сказал:
— Ладно, постараюсь беречь тебя как зеницу ока до истечения твоей гарантии. А теперь нам пора!
ПОДЪЕМ
Все пятеро гуськом подошли к трещине, откуда вытекал ручеек и летели холодные капли, отскакивавшие от мокрых камней.
Ольгерд неспешно обвязался веревкой, посветил фарой вверх, а затем поставил левую ногу на каменный выступ примерно в полуметре от пола. Потом вытянул левую руку и уцепился за какую-то почти незаметную для остальных выбоину в скале. Правая его рука в это же время нащупала подобную выбоину на правой стороне трещины. После этого Ольгерд оторвал от пола правую ногу, подтянул ее к косой трещинке в скале и поставил туда носок. Перенес опору на правую ногу, а левую переставил еще на полметра выше. Опять вытянул левую руку, уцепился, перехватился правой, снова подтянул правую ногу…
— Человек-паук! — прошептала Милка в Самое ухо Тарану. — Спайдермен, в натуре!
Юрка в общем и целом вполне согласился с этим наименованием. Хотя, конечно, Спайдермен из детского мультика был благородным супергероем, спасавшим хороших людей от плохих чудовищ, для русского уха «человек-паук» звучало отнюдь не лестной характеристикой. Но к ситуации с Ольгердом очень подходящей. Таран прекрасно понимал, что «пан Сусанин» отнюдь не преувеличивает свою значимость. Даже больше того, он еще скромничает, говоря, будто вероятность благополучного исхода при отсутствии проводника равна одной стотысячной. Юрка считал, что в этом случае она будет равна просто-напросто нулю. Этот «человек-паук» настолько опутал их своей паутиной, что никуда им от него не деться. Будет тянуть их на своих «веревочках» туда, куда захочет, пока не посчитает, что их уже можно скушать. И самое ужасное — сделать ничего нельзя. Почти так же, как против той силы воды, которая тащила их катамаран по туннелю. Даже сам Ляпунов, который прекрасно знает, каков у них проводник — впрочем, Ольгерд тоже по-наглому заявил, что, мол, «ваши опасения вполне обоснованны»! — пока не может ничего противопоставить этому типу. Здесь, под землей, Ольгерд как рыба в воде — в родной стихии. А они — типа аквалангистов. Кислород кончится-и хана. Если Ольгерду вздумается смыться — они тут навсегда останутся. Даже если он им эту кальку со схемой ходов оставит. Потому что тут и впрямь сплошные «нюансы» на каждом шагу. Перепутаешь, влезешь не в ту трещину, заползешь вместо одной дыры в другую, начнешь не в тот «колодец» спускаться — и в такие тартарары заберешься, что вовек не выберешься. Со светом или инфракрасными очками, конечно, можно побарахтаться, но источники питания не вечны. Сядут аккумуляторы — и придется как слепым котятам тыкаться в темноте из угла в угол. А если при этом еще заползешь в какой-нибудь каменный мешок, куда свежий воздух почти не проникает, — запросто сдохнешь от избытка углекислого газа. Люди вон ежегодно в ямах для картошки глубиной три метра на собственных огородах погибают…
Остается только верить словам Ольгерда, будто он заинтересован в том, чтобы группа выполнила свою задачу, и выведет ее на свежий воздух. Правда, возможно, лишь для того, чтобы кто-то шибко ловкий перестрелял их всех прямо у выхода на поверхность…
Пока Таран мыслил, «Спайдермен» уже скрылся за каким-то выступом скалы, и теперь только желтоватые блики фонаря на мокрых камнях да веревка, медленно уползавшая вверх по мере того, как ее вытравливал Ляпунов, обозначали местоположение «пана Сусанина».
Прошло еще несколько минут, и Ольгерд крикнул сверху:
— Тяните за веревку, спускаю лестницу!
Потянули. Наверху забрякало, зазвякало, зашкрябало по камням, и вскоре в свете фары Ляпунова появилась лестница, сделанная на манер корабельного штормтрапа, только вместо веревочных линей для основы были употреблены стальные тросики толщиной в полсантиметра, а вместо деревянных перекладин-ступенек к лестнице были приделаны двойные дюралевые уголки, склепанные в форме тавровой балки. В самом низу тросики, составлявшие основу лестницы, свивались в петлю, укрепленную стальной обоймой. Эта самая петля повисла в полуметре над полом.
— Давай, Топорик! — скомандовал Ляпунов. — Мы с Юркой подержим, чтоб эта фигулина не болталась…
Топорик крякнул, поставил ногу на нижнюю ступеньку и опасливо ухватился рукой за ту, что была на уровне его головы.
— Надо думать, что эти тросики нигде не расплелись… — пробормотал «самый тяжелый», но тем не менее стал карабкаться вверх по лестнице с рюкзаком за плечами. Ляпунов и Юрка придерживали лестницу, чтобы не раскачивалась, а Милка беспокойно поглядывала на темный силуэт Топорика, освещенный снизу фонарем капитана, а сверху фарой Ольгерда.
— Хлипкая больно… — пробормотала она, имея в виду лестницу.
— Фирма гарантирует, — процедил сквозь зубы Ляпунов, — если Топор долезет, остальные — наверняка.
— Следующий! — позвали сверху, когда Топорик благополучно добрался до конца лестницы.
— Ой, мама, роди меня обратно! — пожелала Милка и прытко полезла по дюралевым ступенькам.
— Ты за ней, юноша! — сказал Ляпунов Юрке.
Таран поинтересовался:
— А дальше как? Подстраховывать-то некому… Лестницу болтать будет.
— Видел бы ты, как меня один раз на такой же хреновине «вертушка» болтала!
— припомнил прошлое Ляпунов. — И между прочим, где-то на двухстах метрах, над хорошими скалами. Но я, знаешь ли, долез как-то… Не боись, и меня вытащат. Видишь конец веревки от нижней петли? Обвяжусь — и без всякой лестницы доеду. Я ведь, брат, тоже по горам немало полазал. Думаю, не меньше Ольгерда.
Милка, не то повизгивая, не то подхихикивая, чтобы самую себя подбодрить, добралась до конца лестницы.
Таран, когда наступила его очередь, немного понервничал, ощутив под ногами дюралевые уголки и почувствовав, как ходит из стороны в сторону лестница. Но постепенно набрался духу, вошел в ритм и, пару раз тюкнувшись рюкзаком о стенки трещины, без особых приключений выбрался на площадку, где дожидались Ольгерд, Топорик и Милка. Как выяснилось, лестница своей верхней частью была приварена к трубке, снабженной чем-то вроде маленького ворота и насаженной на крепкую стальную штангу, вбитую концами в стенки трещины. Поэтому подъем Ляпунова осуществился даже проще, чем предполагал Юрка. Топорик и Ольгерд стали крутить трубку с воротом, а лестница стала наматываться на трубку, словно на барабан. Когда вытянули нижний конец лестницы, на последних ступеньках приехал Ляпунов, и Таран с Милкой помогли ему перебраться на площадку.
— Как видите, господа, — заявил Ольгерд, обведя рукой площадку, — единственный путь отсюда наверх — вот через эту щелку…