Племянник хитро прищурился.
- Как не давала? Ты же вздохнула!
- Ну, все! Довольно болтать! - распорядилась Тоня. - Накрывай вместе с Наной на стол, все тарелки с едой стоят готовые в холодильнике, осталось лишь набросать их покраше на скатерть! А я посекретничаю с Ларой...
Дети важно удалились на кухню, и Тося подсела к сестре.
- Как там поживает Шура? - деликатно приступила Тоня к выяснению обстоятельств сестринского приезда.
- Все такая же телка! - махнула рукой Лариса.
- А что поделывает мэр? Ты выклянчила у него отпуск? - продолжала осторожно допытываться Тося.
- По-прежнему сидит сиднем с утра до ночи у своей коровы Геннадьевны! - заявила сестра. - И на его отпуск мне наплевать!
- Что это у тебя все только телки да коровы?! - возмутилась Тоня. - В стаде жила?
- Провинция! - равнодушно разъяснила Лариса. - Глухая и темная! Но рвущаяся к свету. В виде разных конкурсов. Там-то я и победила... Не суть...
Неожиданно Лариса опустила голову, и Тося заподозрила, что до слез осталось четырнадцать секунд.
- Эх, Тоня, - жалобно сказала Лариса, - я не знаю, что мне теперь делать с этой дурацкой королевской короной, со своей красотой и самой собой! Я не знаю, куда мне деваться... Но оставаться там я больше не могу. А Тарас пропал безадресно через два месяца после своего приезда... Это было давно... Отправился бродить по свету дальше в поисках своей затерявшейся королевы. Искать его бесполезно, да я ему и не нужна вовсе. Эх, Тося...
Когда они встречались ладонями и сталкивались взглядами, когда пальцы Тараса случайно сплетались с Ларисиными, ее сердце начинало утверждать, что такого никогда не было и больше не будет, что он - именно он! - наконец пришел. Это очевидность.
Но Тарас всегда стремился в далекие дали, уставая бесконечно крутиться среди обычной береговой и городской жизни, чужой и странной, необъяснимой изначально и не ставшей ни на миллиметр понятней с течением лет. Наоборот, все запутывалось круче и сложнее. А он продолжал искать...
- Все это очень спорно, - сказала мало что понявшая Тоня, с которой сестра подробностями своей жизни раньше никогда не делилась. - Тарас, значит, пропал, а ты стала королевой уже после его исчезновения, под завязку, но вроде бы ради него... Здесь все стоит на своих местах. Кроме Тараса. И куда делся этот твой знаменитый на весь город и богатый ухажер Дутиков? Ты мне когда-то писала о его серьезных намерениях.
- Семен-то? - Лариса горько и внезапно хрипло, вульгарно, не по-королевски хохотнула. - Да никуда он не делся! По-прежнему охмуряет бабье и иногда вдруг снова появляется в мэрии с цветами, чтобы сделать мне очередное предложение. Неостываемый! Ждет, когда я превращусь в настоящую старуху, от которой начнут в ужасе шарахаться трамваи, и тогда, наконец, в отчаянии соглашусь принять его руку и сердце. Эх, Тося...
Тоня внимательно оглядела сестру.
- Ну, этого ждать ему, видимо, придется очень долго! - справедливо заметила она. - А зачем ты приехала в Москву? Только не подумай, что ты мне будешь мешать. Места всем хватит! У детей своя комнатенка имеется, выделю тебе третью, живи, сколько хочешь! Но что дальше?
Лариса судорожно сцепила пальцы. Смешно сказать, но у нее не было ни одного мужчины. Она сберегла свою никому не нужную девственность до тридцати лет и теперь не знала, куда с ней деваться. Просто дура! Тридцатилетняя девица в двадцать первом веке, сохранка в наше распустившееся пышным цветом торопливое время - это смешно!
- Я не знаю... - прошептала она. - Сначала закажу свой портрет у староарбатского бродячего уличного художника...
Тося согласно кивнула. Портрет - это обязательно. Но для кого?.. Сестрица явно растерялась перед своей дивной красотой.
Тося услышала вечером по радио знакомый и близкий голос политического комментатора и решила позвонить бывшему любимому.
- Максик, - сказала она, прижимая трубку ко рту, чтобы не услышали домашние, - это я, Тося... Ты знаешь, у меня сестра - королева красоты...
- Допрыгалась! - мрачно процедил сквозь зубы Максик.
- Кто? - не поняла Тоня. - Она или я?
- Обе двое! - заявил Макс и иронически хмыкнул. - Хотя с твоими нынешними габаритами, мадам, в затяжном прыжке легко проломить земную твердь!
Тоня вздохнула и с ненавистью осмотрела свои ноги и живот.
- Как же быть? - спросила она.
- Не прыгать! - меланхолично порекомендовал Макс. - Пока снова не похудеешь.
- Да я не об этом! Как мне быть с сестрой? Куда теперь девать ее красу несравненную? Она ведь именно с ней ко мне приехала. Отягощенная, как пузом! У меня голова уже закипела от напряжения.
- А что, она действительно так хороша? Ты не завираешь? - вдруг проявил Макс нездоровый интерес. - Или провинциальная золотая рыбка на местном безрыбье? Хорошо вошла в королевский образ и никак не хочет оттуда выбираться?
- Хороша! Очень убедительная! Как первый апрельский ландыш! Боюсь, засидится в красавицах. Ей уже тридцатник, - с тяжелым вздохом поделилась Тоня. - Вылитая Быстрицкая в молодости. "Тихий Дон" помнишь? Или ты его не смотрел? Все больше увлекаешься стрелялками-гонялками-раздевалками? Теперь это модно.
Нехороший упрек в невежестве Макс пропустил мимо ушей.
- А за каким фигом твоя а-ля-Быстрицкая сестрица сюда приехала? Ход королевы? На ловлю счастья и чинов? Заброшенная по воле рока... Или за птичкой счастья завтрашнего дня?
- Она пока не может решить этот вопрос, - сообщила Тоня.
Макс помолчал. Он явно что-то обдумывал.
- На телевидении мне было бы куда проще. Там всегда тоскуют по возбуждалкам, - сказал он. - Но у твоей крали истекает срок годности. Надо помыслить... Ты позвони мне через денек-другой.
Тося проснулась и с великим трудом вспомнила день недели, число и все свалившиеся на нее несчастья. Она лежала, рассматривая явившиеся перед ней яркие картины ее развода и четкие физиономии любимых. Вялое утреннее, едва продравшее глаза солнце пыталось осветить и раскрасить сумрачное бытие.
Олег тщетно пытался научить Тосю радоваться жизни. Тоня бодрела только рядом с ним и лишь возле него начинала понимать, как хорошо просто жить на свете. Зачем они разошлись?.. Нету ответа...
- У тебя мозги не болят от постоянного чтения учебной тягомотной литературы? - часто интересовался, улыбаясь, Олег.
Тося вздыхала.
- Не болят, но мучаются, - признавалась она, пытаясь охладить свои вспотевшие и кипящие мозги.
Олег снова загадочно улыбался.
- Я встретил вчера в магазине Двесметаны, - однажды неожиданно сказал он. - Мне жутко мил и симпатичен этот человек. А тебе?
И Олег пристально посмотрел на Тосю, словно уже хорошо представлял дальнейший расклад событий. Тоня пожала плечами. Она еще не подозревала ни о чем.
Двесметаны - так между ними назывался молодой высокий худой лысеющий человек, даже в ноябре ходивший в шортах, рубашке с коротким рукавом и в сандалиях на босу ногу.
Выгодный муж, подумала Тоня, увидев его впервые. Одевать не надо...
В магазине длинный морж спрашивал всегда одно и тоже: две сметаны. Так они его и прозвали. Жил он явно поблизости, потому что Тося и Олег встречали его постоянно. Свои неизменные две сметаны он носил в большом пакете, где они болтались на самом дне, глупо и несуразно. А каким-то прекрасно-серым ноябрьским утром Тоня увидела стоящего на углу Двесметаны со своим большим нелепым пакетом в левой руке и вафельным стаканчиком мороженого в правой. Длинный странно, отрешенно улыбался, уставившись перед собой, с удовольствием лизал, видимо, редкую для него сладость и выглядел таким одиноким, обездоленным и неприкаянным, что Тоню вдруг больно уколола непрошеная и нечастая жалость.
Тосе не понравился неожиданный вопрос Олега о Двухсметанах. Может быть, у него вообще не две сметаны, а два сердца? Обычный двусердечник, которому всегда жарко. Больной и несчастный.
- Мне его жалко, - призналась Тоня и тотчас раскаялась в необдуманных словах.