Я понятия не имел, сказал:
— Понятия не имею.
— Бойскаутский ремень и четки.
Она взяла корочку от пиццы, бросила, потом сказала:
— Четки я в реку выкинула.
— А ремень оставила?
— Это было всё его наследие.
— Черт, у тебя острый язык, ты об этом знаешь?
Она улыбнулась, спросила:
— Хочешь услышать глупость?
— Что?
— Натуральную глупость.
— Ну…
— Все говорят сегодня о Новой Женщине. Которая не хочет ничего традиционного. Только мужа, дом и детей.
Я промолчал. Потянулся за выпивкой. Эшлинг сказала:
— Я хочу тебя.
Склонилась надо мной, оседлала и занялась любовью.
Я не возражал. После окончания сказала:
— Ну вот, разве я не была бы дурой, если бы этого не сделала?
— Точно была бы.
Я себя дураком не чувствовал. Весь следующий день я провел с ней. Сходили на рынок в Портобелло, посмеялись над барахлом, которое там продают. Съездили в Вест-Энд и сфотографировались в развлекательном центре Трокадеро. Странно, но фотка получилась хорошая. Эшлинг выглядела молодой и радостной, а я… я выглядел так, будто рад, что она именно такая. И я действительно был этому рад.
Когда я вернулся в Холланд-парк, часы били полночь. Свет в доме не горел. Я навестил актрису, прикоснулся рукой к ее щеке, она произнесла:
— М… м…
Но не проснулась.
Ни следа Джордана.
Пошел к себе, открыл пиво. На меня накатила тупая усталость, которая бывает только тогда, когда тебе хорошо. Я это даже не пытался понять, пока не утратил. Любил ли я Эшлинг? Абсолютно точно было одно: она заставляла меня ощущать себя тем человеком, каким я когда-то надеялся стать.
Выпил, пиво было холодное, приятное. Разделся и лег в постель. Господи, как я вымотался. Вытянул ноги. Коснулся пальцами чего-то мокрого и мгновенно их отдернул. Выскочил из кровати, содрогаясь от ужаса. Сорвал покрывало. Там лежал комок запекшейся крови. Я видел, но не мог понять, что я вижу. Присмотрелся — это была голова собаки. Щенка Бриони… как, мать его, звали… Бартли? Бартли-Джек.
Слышали когда-нибудь, как Долорес Кин поет песню «Каледонец»?
А вот я тогда услышал.
Не знаю почему.
Когда я выскочил из этой ужасной постели, песня начала колотиться в моем мозгу.
Я понял, что схожу с ума.
Потом почувствовал, что меня схватили за плечи, а потом — сильный шлепок по лицу. Я сказал:
— Эй, по лицу бить не надо.
Джордан сказал:
— Ты кричал, нам не нужно, чтобы мадам проснулась.
— Господь не мог позволить, чтобы такое произошло.
Он подошел к кровати, бормоча что-то по-венгерски.
Наверное, что-то вроде «чтоб я сдох». Я сказал:
— Это собака моей сестры.
— Почему мы еще здесь? Пошли.
Мы взяли дождевики и пушки, сели в мою машину. Движения на улицах почти не было, и мы проехали город минут за тридцать. Бриони жила в доме на Пэкхем-роуд. Все ее драмы разыгрывались не на виду.
Во всех окнах горел свет. Джордан спросил:
— Ты с главного входа или со двора?
— С главного.
«Глок» был у меня в правом кармане. Дверь была раскрыта настежь.
Я ее прикрыл. Прошел на цыпочках в гостиную. Бриони сидела в кресле, вся в крови. Я чуть не задохнулся, пока не понял, что это была кровь собаки, тело которой она держала на руках.
Бриони отрешенно смотрела перед собой. Я позвал:
— Бри?
— О, привет.
Я зашел в комнату, подошел к Бри и спросил:
— Ты в порядке, детка?
— Посмотри, что они сделали с моим крохой.
— Кто сделал?
— Я не знаю. Я пришла домой и нашла его в своей кровати. Где же его голова, Митч?
В комнату вошел Джордан. Я сказал:
— Бри, это мой друг Джордан.
— О, привет, Джордан, хотите чаю?
Он покачал головой. Я сказал:
— Бри, давай я возьму Бартли-Джека.
— О'кей.
Я взял у нее из рук окровавленное тельце щенка. Оно было еще теплым. У меня крыша начала съезжать.
Джордан сказал:
— Я приведу в порядок твою сестру.
Он помог ей встать из кресла, взял ее за руку. Зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал истерическое хихиканье.
Я бросился к двери, Джордан перехватил меня, спросил:
— Ты куда?
— Это Гант.
— И что?
— Я убью этого ублюдка.
Он повернул меня лицом к себе, сказал:
— Подумай хорошенько. Тебе нужно застать его врасплох. У него есть семья?
— Дочь, школьница.
— Мы нанесем удар во время завтрака.
— После того как дочь уйдет в школу?
— Это как ты пожелаешь.
— Как Бриони?