— Братан, клевый цвет.
Я кивнул. Он протянул мне чинарик.
— Ты чего-то перенервничал, загрузись, успокойся.
Я взял, глубоко затянулся. Включился зеленый, водила «мазды» притопил с места, крикнул:
— Все будет круто!
Дурь ударила по глазам. Я чуть не сбил велосипедиста на круговой развязке Элефант и Кэстл.
Он выругался мне вслед, я проговорил:
— Спокойно, братан.
Приехал в больницу Святого Фомы, оставил машину на парковке для персонала. Вывалился мужик в униформе, заныл:
— Ой-ёй!
— Что?
— Это стоянка только для докторов.
— Я доктор.
— Ну да?
— Сколько можно курить? Бог мой, приятель, ты только взгляни на свой цвет лица, ты когда ЭКГ делал?
— Я…
— И заканчивай с этими гамбургерами, а то и полгода не протянешь.
Прошел мимо него, под кайфом, как будто в дремоте.
Встретил Патела напротив реанимации. Он не пожал мне руку, бросил в лицо:
— Ты обкурился.
— И что?
— Не стоило этого сейчас делать.
— Бриони в сознании?
— Нет.
— Тогда какая, на хрен, разница?
Я не знал, что подступила ярость, пока она не захватила меня всего. Древний гнев на гонца, принесшего дурные вести. Док сказал:
— Мы ее прочистили, она проглотила семьдесят девять таблеток парацетамола.
— Ты их посчитал, да?
Моя слюна брызнула ему на белый халат, я сжал кулаки. Еще пара секунд — и я бы его уже месил. Он попятился, спросил:
— Хочешь ее увидеть?
— Догадайся с трех раз, мать твою.
Для реанимации меня приодели:
халат
маска
бахилы.
Я был как никому не нужный младший санитар из сериала «Скорая помощь».
Бриони казалась мертвой. Бледная, как безнадежность. К лицу ее был прилажен аппарат для искусственного дыхания.
Я взял ее за руку, медсестра принесла мне стул, сказала:
— Вы можете с ней говорить.
— А она слышит?
— Возможно.
— Это будет в первый раз.
— Извините?
— Раньше она меня никогда не слышала.
~~~
ОНА УМЕРЛА в начале седьмого утра. Так и не смогла дожить до рассвета. Чуть позже Пател привел меня в свой кабинет, сказал:
— Кури, если хочешь.
— Спасибо.
— Мне очень жаль.
— Чего там!
— У меня… были чувства к ней… я…
— Док, я не хочу об этом слышать… О'кей?
— Конечно.
Сделали бумажную работу, Док говорит:
— Хоронить будете на семейном участке?
Я злобно усмехнулся, отвечаю:
— Обувная коробка наш семейный участок.
— А..
Он опустил голову. Я сунул руку в карман, достал пачку денег, бросил на стол, говорю:
— Сожги ее. Ведь вы, индусы, так делаете? Потом поставь ее пепел на каминную доску, и наконец Бри будет твоя.
Я уже уходил, когда он спросил:
— А как быть с ее собачкой?
— Щенок потерял голову, — ответил я, — это наша фамильная черта.
У регистратуры меня позвала медсестра:
— Мистер Митчелл?
— Да.
— Мне так жаль.
— Конечно.
— Вам нужен ее плащ?
— Что?
— Она была укутана в плащ… Хотите его забрать?
Я долго смотрел на нее, потом сказал:
— Она была вашего роста, оставьте себе.
Уже повернулся, чтобы уйти, в этот момент она сказала:
— Это «Гант».
— Что?!
— Плащ — это «Гант», американская марка. Очень дорогой бренд.
Я уже ничего не понимал, отмахнулся от нее. На улице попытался закурить. Руки исполняли фанданго. Выбросил сигарету, пошел к машине.
Что бы ни было в том виновато: последние дни или недели, или наркота и пьянка, или шок от смерти Бриони, или сам я, тупой ублюдок, — но я не задал два самых важных вопроса.
1. Кто нашел Бриони?
2. Кто привез ее в госпиталь?
Нет, мне просто хотелось что-нибудь разрушить. Вмазать кому-нибудь.
Ко мне приближалась униформа. Я сфокусировал взгляд на блестящих штанах.
Они отражали плевки в его душу. Чудеса химчистки на него еще не снизошли. Скрестив на груди руки, охранник молчал. Ну и хорошо, подумал я. Пошел ты к черту.
Подошел к BMW. На переднем крыле громадными буквами процарапано:
КАЗЕЛ
Я крутанулся к нему, заорал:
— Ты еще охранником называешься?
— Почему нет? Ты же называешь себя доктором.
На меня накатила волной чистая белая ярость. Особенно меня взбесило, что этот рихтовщик писал с ошибками. Я спросил:
— И ты, конечно, не знаешь, кто это сделал?