Камень укладывался слоями: сначала кентский базальт, отесанный лишь слегка, затем мелкозернистый песчаник для прочности, далее снова базальт. Все это скреплялось раствором, приготовленным из разных подручных материалов. Часто привозили подводы с древнеримской черепицей, которой изобиловали окрестности, и Озрика ставили работать с мужчинами, разбивавшими ее в пыль для изготовления цементной смеси. От черепицы раствор в стене приобретал красноватый оттенок, и один из строителей мрачно заметил:
– Гляньте, Тауэр замешали на английской крови.
Светлый нормандский камень из Кана предназначался лишь для углов и отделки.
– Он особо прочный, – сказал десятник, – а коль скоро другого цвета, то и здание красивше.
Когда начали подниматься подвальные стены, Озрик заметил и иное: из одного огромного помещения можно перейти в следующее, хотя в наружной стене не было двери. Он обнаружил, что добраться до подвалов возможно лишь по единственной витой лестнице, встроенной в башенку северо-восточного угла. Что же касается окон, то когда он спросил о них десятника, малый улыбнулся и указал на две узкие врезки, видневшиеся высоко в западной стене:
– Присмотрись.
Только когда каменщики принялись за эти участки, Озрик уразумел, что каждому предстояло иметь форму тонкого сужающегося клина.
– Для окон-то маловато места, – заметил он одному из мастеров, а тот лишь рассмеялся.
– Будет просто щель, – ответил он пареньку. – Не шире ладони. Зато никто не войдет и не выйдет.
Озрика заинтересовали еще две особенности подвала. Первая – это большое отверстие в полу главной, западной камеры. Вначале он пришел в недоумение, но вскоре узнал его назначение, так как был самым мелким из всех работяг и Ральф немедленно выбрал его для отправки вниз.
– Копай, – приказал он коротко.
А на вопрос мальчика, сколь глубоко, Ральф обругал его и объяснил:
– До самой воды, дурачина!
Хотя Темза протекала поблизости, а неподалеку от берега имелся еще и колодец, для королевского замка было важно располагать собственным надежным источником воды внутри его стен. А потому Озрик, обвязанный веревками, день за днем спускался с киркой и лопатой и отсылал на поверхность корзины с землей и гравием. Он проникал все глубже и глубже в земляные внутренности Тауэра, пока не добрался до воды. Когда измерили колодец, который он выкопал, тот оказался сорок футов в глубину.
Но Озрик обмирал от другого.
Ральф неожиданно призвал его в тот же день, когда отказал в плотничестве, и заявил:
– Озрик! Ты хорошо роешь норы, и у меня есть для тебя новое дело. – И продолжил, не успел тот измениться в лице: – Туннель – вот твое место.
Канализация была важной частью всякой крупной крепости, и лондонский Тауэр задумывался с умом. Отходя от углового отверстия в полу невдалеке от колодца, водосток должен был под некоторым наклоном пройти под землей около пятидесяти ярдов до самой реки. В отлив он останется относительно сухим, однако в прилив воды Темзы грозили затопить его и выплеснуться.
Было тесно; места, чтобы работать внаклонку киркой, хватало лишь для таких недомерков, как Озрик. Он ежедневно спускался и часами копал, а землю извлекали из туннеля в открытых мешках; плотники установили опоры, чтобы не обвалился свод. Озрик не знал, сколько дней или недель предстояло ему вгрызаться в землю, пока не придут каменщики, не займутся стеной и не сделают крышу. Он казался себе кротом, спина у него постоянно болела.
Через неделю такого труда он предпринял вторую попытку вырваться на свободу.
Епископ Гандальф Рочестерский был человек крупный. Лысая голова, мясистое лицо, тело же и манеры представлялись в равной степени округлыми. Однако в движениях присутствовала некоторая порывистость, указывавшая на очень подвижный ум, который превращал его в отличного руководителя. Если его и смешил на исходе этого августовского дня туповатый надсмотрщик – а может быть, раздражал, – то на лице у него ничего не отражалось. Надлежало проявить такт.
Он только что изменил план лондонского Тауэра, и Ральфу Силверсливзу предстояло кое-что перестроить.
Сначала Ральф не поверил ушам. Он уставился на уже поднимающийся фундамент. Неужто этот жирный епископ и вправду требует от него снести эту каменную махину и начать все заново?
– Только юго-восточный угол, друг мой, – сладко пропел епископ.
– Это двадцать пять барж камня! – взвился взбешенный Ральф. – Зачем, ради всего святого?
Причина оказалась довольно проста. Такой же замок в Колчестере имел в этом углу полукруглый выступ, обращенный к востоку. Создателю лондонского Тауэра понравилось, как это выглядит, и он решил соорудить здесь такую же штуку.