— Это ливрея? — уточнил я.
— Да.
К воротнику был прикреплен знак с гербом. Уильямсон потер его кончиком пальца. Птица пеликан кормила птенцов мясом, которое вырывала из собственной груди.
— Он слуга Генри Олдерли, банкира, — произнес Уильямсон. — Вы наверняка слышали об этом человеке. Перед нами герб и ливрея его дома. Вот почему тело принесли сюда. Мы должны выяснить, кто убил слугу Олдерли. Однако нужно действовать осторожно.
Король поплыл на барже в Тауэр, по пути осматривая сгоревшую столицу. Оттуда он намеревался поехать в Мурфилдс, чтобы обратиться к тем, кто сбежал из города. Господин Уильямсон предпочел бы войти в свиту его величества.
Но вместо этого ему пришлось отправиться в Холборн, в Барнабас-плейс, и сообщить Генри Олдерли о гибели его слуги, а я должен был сопровождать Уильямсона. Здесь было гораздо жарче, чем у реки, — даже на улицах, до которых пожар не добрался. В обычное время Уильямсон поехал бы в карете, но улицы были настолько запружены, что мы рисковали потратить на дорогу весь день. Уильямсон не привык к долгим прогулкам, и вскоре его лицо заблестело от пота.
Наступили тревожные времена. Вчера вечером разыгрались беспорядки, ходили слухи о нехватке продовольствия. Жители Лондона нападали на чужеземцев, обвиняя их в разрушении города лишь потому, что те прибыли из других земель. Король собрал ополчение из соседних графств, якобы для борьбы с огнем, но на самом деле вооруженные люди должны были следить, чтобы беспорядки не превратились в неуправляемый бунт.
Но даже в эти тяжелые для британской столицы дни господин Олдерли сохранял свой высокий статус. Он не просто банкир и олдермен Сити. Состояние господина Олдерли так велико, что, по слухам, в число его основных должников входит сам король.
Вполне естественно, что Уильямсон стремился оказать этому человеку должное уважение. Однако я был озадачен. Разве обязательно наносить ему личный визит в такое неспокойное время? Олдерли ведь не судья, не законник и не придворный.
Уильямсон часто оглядывался через плечо, словно боялся, что я убегу и брошу его одного среди обездоленных горожан и развалин. Должно быть, он не покидал Уайтхолл с прошлой недели. Видимо, мой начальник имел лишь примерные представления о том, что́ Пожар сотворил с Лондоном, и реальность застигла его врасплох.
Мы огибали остатки Сити, обходя те места, где огонь свирепствовал сильнее всего. Уильямсона неприятно поразило увиденное: дымящиеся руины, черные печные трубы посреди пепелищ, медленно бредущие по улицам толпы бездомных, нагруженных вещами и тащивших на себе тех, кому трудно было идти.
Все это ужаснуло и меня тоже, но у меня хватало и собственных забот. У господина Уильямсона не было никаких причин доверять мне и тем более хорошо ко мне относиться. Я поступил к нему на службу только в начале лета. Наши пути пересеклись при непредвиденных обстоятельствах, и этот поворот событий вряд ли его обрадовал.
В мае я в третий раз подал королю прошение, умоляя, чтобы наш безгранично милосердный государь сжалился и выпустил моего отца из Тауэра. Он был заключен в тюрьму после подавления восстания Веннера в 1661 году. Хотя отец не принимал личного участия в этой неудавшейся попытке захватить Лондон под знаменами короля Иисуса, до Реставрации он был известен как «пятый монархист»[3], и власти перехватили изменнические письма, свидетельствовавшие о том, что батюшка приложил руку к этому новому бунту. Поскольку мой отец был печатником, заговорщики попросили его напечатать декларацию, провозглашавшую замену земной монархии небесной. Отец по глупости согласился.
«Пятые монархисты» почерпнули свои убеждения из второй главы Книги пророка Даниила, в которой пророк толкует сон царя Навуходоносора об истукане, сделанном из золота, серебра, меди, железа и глины. На этом основании пророк предсказал рождение четырех царств, а затем пришествие пятого царства, которое сокрушит и поглотит все остальные, а само будет стоять вечно. Отец и его друзья нисколько не сомневались, что этой Пятой монархией будет править король Иисус. А чтобы приблизить этот день, во время недавней Гражданской войны они решительно выступили против короля, и казнь Карла I состоялась во многом благодаря им.
Но, к их большому сожалению, после смерти монарха король Иисус на престол не взошел. Вместо Пятой монархии возникла Английская республика, вскоре превратившаяся в военную диктатуру Оливера Кромвеля. Официально не называвшийся королем, однако на деле являвшийся им, Кромвель проявлял все больше враждебности к своим былым союзникам, «пятым монархистам». Через год-два после его смерти монархия, ко всеобщему ликованию, была восстановлена в лице Карла II.
3