— Здравствуйте, госпожа Олдерли, — приветствовал ее Уильямсон.
Женщина присела в реверансе:
— Надеюсь, вы в добром здравии, господин Уильямсон.
Она мельком взглянула в мою сторону, и что-то в ее темных глазах заставило меня ощутить проблеск неуместного влечения к ней.
— Сэр, мой супруг просит прощения, но он вынужден задержаться, — сообщила она, не дожидаясь ответа. — Обещаю, он придет, как только сможет. Подождите еще несколько минут.
— Однако господин Олдерли дома?
Эта статная женщина с красивыми глазами была старше, чем мне сначала показалось. Даты в календаре сменяли друг друга быстрее, чем увядали ее чары. Хозяйка выглядела усталой.
— Да, сэр, — подтвердила она. — Еще раз извините за задержку. У нас произошло такое…
Госпожу Олдерли перебил стук в ворота. Бормоча извинения и шурша шелками, она выскользнула из комнаты.
Со двора донесся ее голос: хозяйка говорила повелительным тоном. Ей ответили привратник и некий мужчина. Через некоторое время в сопровождении привратника двор пересек человек в черном. Оба почти бежали, и слуги расступались перед ними.
— Я знаю этого человека, — заметил Уильямсон, встав рядом со мной возле окна. — Это же доктор Гроут.
— Врач, сэр?
— Разумеется. Ну не доктор же богословия! Он вылечил миледи Кастельмейн от французской болезни. Она на него молится.
Вернулась госпожа Олдерли:
— Простите, господа, у нас сегодня дом вверх дном.
— Кто-то захворал? — В голосе Уильямсона прозвучал страх, ведь для многих болезней каменные стены не преграда. — Надеюсь, к вам в дом не проникла чума?
— Слава богу, нет, сэр. — У госпожи Олдерли дернулся левый глаз. — Но случилась беда похуже. Ночью на моего пасынка Эдварда напали. Прямо в доме. Когда он спал.
Уильямсон так и сел:
— Боже мой, мадам! Он выживет?
— Все в руках Божьих, сэр, и в руках доктора Гроута. Бедного Эдварда ударили ножом в глаз. А еще у него ожоги: балдахин над его кроватью подожгли. Бедняга между жизнью и смертью.
— Вы поймали того, кто это сделал?
— Полагаем, что да. — Госпожа Олдерли села напротив Уильямсона и рукой, унизанной кольцами, указала на окно во двор. — Один старый слуга всегда его недолюбливал. Ночью он бродил по дому как раз в то время, когда на Эдварда напали. Сейчас мой муж вытрясет из него правду.
— Мадам, — начал Уильямсон, — я должен сообщить господину Олдерли еще об одном…
Он осекся. Во дворе началась какая-то суматоха. Через узкую подвальную дверь двое крепких слуг выволокли на улицу старика. Руки пленника были связаны спереди, лицо окровавлено, растрепанные волосы свисали до плеч. Он был одет только в рубашку и штаны. Старик шел босиком.
— Мало того — он поджег дом, — сообщила госпожа Олдерли. — Мы чуть не сгорели в собственных постелях.
Слуги протащили старика вверх по ступенькам, затем поволокли по мощеному двору к металлическому кольцу на противоположной стене. Ремнем они привязали руки пленника к этому кольцу. Слуга помоложе проверил, надежно ли застегнута пряжка.
Второй слуга принес кóзлы, установил их между стариком и стеной и заставил пленника встать на колени. Схватившись за ворот рубашки старика, он разорвал ее, обнажив тощую сгорбленную спину жертвы. Позвонки, проступавшие сквозь кожу, напоминали зубья костяной пилы.
Уильямсон и госпожа Олдерли тоже подошли к окну. Все мы молчали.
К маленькой группе во дворе присоединился еще один человек. На нем был темный камзол отменного качества. Он выглядел как преуспевающий торговец, старающийся не выставлять богатство напоказ. В руке он держал девятихвостую плетку со стальными наконечниками.
— Кто это, мадам? — спросил Уильямсон.
— Господин Манди, сэр. Наш мажордом.
И Уильямсон, и госпожа Олдерли незаметно для себя понизили голос.
Во дворе стояла тишина. Все, кроме Манди, застыли неподвижно. Он схватил связанного старика за волосы и повернул его голову так, чтобы жертва увидела все девять ремешков со стальными наконечниками и поняла, что ей предстоит вовсе не простая порка.
Манди выпустил волосы старика, потом отошел и замер в ожидании.
Прошли секунды, потом минуты. Я невольно затаил дыхание. Наконец из тенистой арки в дальней части двора вышел человек. Все, кроме старика на ко́злах, выпрямились и повернулись в его сторону.
Средних лет, высокий и худощавый, одет сдержанно, но при этом вид у него величественный. Этот человек приблизился к ко́злам и встал рядом с ними.