— Это невозможно. Моя племянница сейчас в отъезде, она гостит у друзей в деревне. Бедняжка плохо переносит летнюю жару, а из-за Пожара Кэтрин стало еще хуже, поэтому ее дядя решил, что смена обстановки пойдет ей на пользу. — Госпожа Олдерли взяла перо и склонилась над письмом. — Можете расспросить ее про Джема, когда она вернется. Когда будете говорить с господином Уильямсоном, пожалуйста, упомяните обо мне и поблагодарите его за то, что он был к нам так добр.
II
Пепел и вода
6 сентября — 31 октября 1666 года
Разгоряченная и грязная, Кэт добралась до двора «Трех петухов» ранним утром в четверг, 6 сентября. Пожар все еще бушевал, но ветер переменился: теперь он дул не в восточном направлении, а в южном и к тому же утратил силу. Даже поглощенная тем, чтобы пробраться сквозь толпу, Кэт обратила на это внимание. Во время Пожара все следили за ветром.
У девушки не было ничего, кроме того, что на ней надето, небольшого узла с вещами и предмета, который Джем вложил ей в руку, когда она сбегала из Барнабас-плейс. После нападения кузена Эдварда Кэт до сих пор страдала от постоянной тупой боли. При резких движениях боль становилась такой сильной, что у Кэт перехватывало дыхание. Бедра и руки были покрыты синяками.
В любую другую ночь во дворе «Трех петухов» в этот час было бы темно и тихо: двери заперты на засовы, окна закрыты ставнями. Но сейчас обычный порядок вещей перевернулся с ног на голову. В небе сияло огненное зарево, заливая двор зловещим светом. Половину двора занимала тяжело нагруженная повозка.
Дом госпожи Ноксон находился рядом с домом аптекаря, который Кэт узнала по вывеске со ступкой и пестиком, раскачивавшейся над входом. Дверь была открыта. С крыльца спускались два носильщика с парой вирджиналов[5], а вокруг, будто взволнованный терьер, носился молодой джентльмен.
За ними в коридоре стояла видная женщина среднего роста с пышными формами. В отличие от мужчин она сохраняла полную невозмутимость. В руке женщина держала листок бумаги.
— За обеды, заказанные в комнату, с вас причитается тридцать пять шиллингов, сэр, — произнесла она резким голосом, легко перекрывая шум во дворе. — И попрошу расплатиться незамедлительно, иначе вам придется оставить всю прочую мебель здесь в счет уплаты долга.
Кэт тем временем протискивалась мимо повозки. Заметив девушку, хозяйка жестом велела ей подождать и продолжила разговор с молодым джентльменом. По лестнице не без труда спустился крепкий рыжий слуга с ящиком в руках.
— Погоди выносить вещи, Джон, пусть он сначала расплатится. Поставь ящик в коридоре.
Слуга подчинился. Заметив Кэт, парень уставился на нее.
— Нечего витать в облаках, — сердито бросила хозяйка. — Сходи наверх за остальными вещами.
Наконец молодой джентльмен уплатил по счету и отбыл вместе со своей повозкой, а хозяйка спустилась с крыльца и поманила Кэт:
— Кто вы?
— Вы госпожа Ноксон?
Та осмотрела девушку с ног до головы, и ее взгляд остановился на узле под мышкой Кэт.
— Кто ее спрашивает?
— Меня прислал Джем.
— Вот как? Что за Джем?
Кэт порылась в кармане и вытащила предмет, который ей дал старый слуга. Это оказался темный гладкий, почти плоский камешек овальной формы, видимо подобранный на галечном пляже. Его пересекала белая прожилка другого минерала. В огненном зареве она казалась оранжевой. Если приглядеться, прожилка напоминала выведенную нетвердой рукой букву «м».
Может быть, «М» означает «Марта»? Взяв камешек, госпожа Ноксон некоторое время разглядывала его, а потом убрала в карман.
— Вы госпожа Ловетт, — тихо произнесла она.
— Да.
— Вам нужна крыша над головой. — Это был не вопрос. — Надолго?
— Не знаю. — Кэт с трудом сглотнула: у нее пересохло в горле. — У меня есть деньги, но совсем мало.
Госпожа Ноксон оглядела Кэт придирчиво, будто вещь, которую намеревалась купить:
— Госпоже Ловетт здесь жить нельзя — как, впрочем, и любой другой юной леди. В этом доме снимают комнаты холостые джентльмены.
Кэт повернулась, готовая выйти на улицу: дверь, ведущая со двора, до сих пор была открыта.
— Вам необязательно уходить, — произнесла госпожа Ноксон. — Но остаться вы можете лишь в качестве служанки. Будете работать за кров и стол.
— Я работы не боюсь.
— А зря — потом узнаете почему. Ну так что? Останетесь как прислуга или уйдете как леди?
5