Он знал, как это сделать. В комнате брата, запертый в ящике стола, лежал пистолет. Ключ хранился среди книг — потертости у дверцы шкафа выдавали, что ей часто пользуются. Пистолет — надежный, пусть и порядком устаревший «Тауэр»[1] — был неизменно заряжен. Приставленный к виску ствол приятно холодил кожу, сердце замирало в предчувствии облегчения. Человек знакомый с медициной и статистикой самоубийств, отлично знает, что надежнее (и гораздо эстетичнее) стрелять в сердце. Кабинетный вор направлял оружие себе в грудь, взводил курок… Отчетливо представлялся грохот, звук падающего тела, меркнущий в клубах порохового дыма, свет. Крики, вбегающие в кабинет люди… Мальчик твердо знал, в каком порядке прибудут в кабинет испуганная прислуга и родственники, список был неоднократно составлен в уме, дважды записан на случайных клочках бумаги, впоследствии тщательно сожженных в камине. Список ничего не понявших людей. Мать будет пятой или шестой — в зависимости от обстоятельств. Брат, естественно, последним — кто же забирается в чужой кабинет, когда его хозяин дома?
Недостойно джентльмена воспользоваться чужим оружием для столь личного дела. Пальцы аккуратно снимали со взвода курок, пистолет возвращался на место, ящик закрывался, ключ занимал место в своем наивном тайнике.
У умного человека всегда есть выбор: яд, петля, сталь, несчастный случай. Как химик, он предпочел бы яд — естественно, не вульгарный мышьяк, ведь цианистоводородная кислота или иные цианиды, куда надежнее. Можно позволить себе немного экзотики — знаменитый яд кураре достать в Лондоне не так сложно. Впрочем, воздействие на человеческий организм экстрактов растений семейства Loganiaceae[2] еще недостаточно исследовано. Не стоит опрометчиво рисковать.
Мальчик часто стоял на мосту Ватерлоо, на платформе «Финчерч стрит», рассматривая энергичные паровозы метрополитена. В любом варианте имелись существенные недостатки. Маслянистые воды Темзы выглядели абсолютно тошнотворно, в падении на кинжал (или нож, что гораздо практичнее) чувствовалось что-то смехотворно-театральное, петля отталкивала своей прозаичностью. Нет, все-таки яд. Стоит ли бояться неизбежного' когда боишься иного?
Он боялся женщин. Боялся болезненно, до оцепенения, почти до обморока. Собственно, обмороки тоже случались, но он запретил себе о них вспоминать. Но ежедневная свинцовая тяжесть на языке, жар, невыносимая потливость, паралич ума и тела. Он не мог с ними разговаривать, особенно с молодыми, не мог стоять рядом, черт возьми, не мог их обонять!
Хуже всего, что его непреодолимо тянуло к женщинам. Пошло, безобразно, физиологично до боли, и… и… Нет, кое-что даже самый беспристрастный исследователь собственных пороков обязан оставлять в тайне. Но ночи… ночи были безумны, и тем отвратительнее, что те фантазии казались невыносимо притягательными. Служанки, графини, уличные проститутки, принцессы Магриба и Нанкина, холодные и величественные дамы дворцов, бесстыдные и продажные уличные девицы, о, всякие! Он давно перестал читать романы и рассказы, — там, почти в каждой истории, назойливо и навязчиво описывались женщины, пусть намеками, пусть исподволь, вскользь. Юный читатель, дрожа, заставлял себя захлопывать книгу, не в силах отогнать приступ горячечного воображения…
Пытливый юноша был совершенно прав, подозревая первопричиной своего жестокого недуга биохимию. Но, увы, его догадки современная наука не могла ни подтвердить, ни опровергнуть. Термины «избыток тестостерона», «юношеская гиперсексуальность» поставили бы в тупик и лучшие академические умы той Британии. Карл Юнг еще не родился, Зигмунд Фрейд лишь начинал первые опыты по изучению сосательного рефлекса, экспериментируя с собственной соской, а Рихард фон Крафт-Эбинг лишь подумывал о написании своего великого труда «Половая психопатия».
К демонам ночные ужасы! Юноша шел дальше, уверенный, что долгая и утомительная прогулка сделает его ночи спокойнее, насколько это вообще возможно. Прогулки, спорт, водные процедуры — он не пренебрегал ни единым медицинским советом. Но фехтование и бокс не слишком помогали. Пять ночей в неделю он проводил в школьной спальне — истинная пытка. Болтовня однокашников выводила из себя. Будь оно все проклято — джентльмены не должны затрагивать определенные темы. Драки не одобрялись администрацией, он уже дважды бывал на грани исключения из школы.
К черту! Выбравшись на относительно ровное место, он ускорил шаг, внимательно озираясь и запоминая неприглядные зады домов. За эти полгода он узнал Лондон намного глубже любого из сверстников. Бурный Сити и свежий Хайгейт… Грубый Ист-Энд… сюда мало кто из юных воспитанников частной школы осмеливался забредать. Ему нравилось рисковать, изучая чрево столицы. Мир был полон прелюбопытнейших загадок. Ах, если бы не изнурительный недуг!
Он обогнул кучу строительного мусора. Нет, не строительного. Ремонтного — детали всегда важны. Куски отбитой штукатурки с ровно подрезанным краем доказывали, что стену ремонтировали фрагментарно, фрагмент подгнившей деревяшки намекал, что его аккуратно удалили, срастив подпорченный плинтус свежим куском, дабы вернуть на место и использовать еще долгие годы. Жилой дом, мастерская или склад? Видимо, публичное помещение — плинтус подобной ширины обычно используют в лавках или конторах…
Пустырь сузился, через несколько десятков шагов исследователь остановился — его зоркий взгляд зацепился за куда более интересную загадку: меж двух низкорослых кустиков притаилось нечто круглое. Исследователь двинулся по дуге, пытливо оглядел прилегающее пространство и, наконец, поднял таинственный предмет. Собственно, не слишком таинственный, скорее чужеродный пустырю. Цилиндр, весьма качественного изготовления, недурного шелкового плюша. Слегка ношенный, но в очень хорошем состоянии. Юноша пристально рассмотрел находку, пытаясь обнаружить некие метки или приметы владельца, но ничего не обнаружил. Обнюхивание подкладки тоже не дало намека на разгадку. Странно, цилиндр явно носили, головы у людей пахнут, а здесь ничего. Лишь слабый отзвук пребывания птиц. Уж не облюбовывал ли какой-нибудь дикий голубь данный головной убор под свое гнездо? Маловероятно — диким голубям здесь не место, да и судя по состоянию, цилиндр пролежал под кустами не более двух-трех суток. Удивительно хорошее состояние — за находку можно выручить не менее двух шиллингов. Юный исследователь не бедствовал, но регулярно испытывал определенные проблемы с карманными деньгами — химия как хобби, подразумевает ощутимые расходы. Несомненно, будь на головном уборе вразумительная метка, цилиндр следовало бы вернуть хозяину или отнести в полицию. В данном же случае… Здесь недалеко есть что-то вроде лавки, скупающей всякое старье. Сомнительное местечко, но шиллинг там уж точно дадут. Или все же отнести в полицию?
Цилиндр был недурен, но чуть великоват. Примерив, юноша снял находку с темноволосой головы и пожал плечами — стоит ли отягощать полицию своим визитом? Если бы здесь произошло преступление, констебли уже бы обыскали пустырь. Никаких следов подобных действий нет, головной убор валялся практически на виду, следовательно, цилиндр потерян растяпой, чересчур много выпившим и забредшим в уединенное место совершенно случайно. Нет-нет, это заведомо ложная версия — место глухое, пабов или иных увеселительных заведений на соседних улицах нет…