— То есть для англичан это страшно важно — поговорить…
— Необыкновенно. Как ни одной другой нации. Англичане, у которых вековая репутация сдержанных и молчаливых, — самые большие трепачи на свете. Они бывают молчаливыми только тогда, когда поговорить не с кем.
Составитель благодарит г-жу Людмилу Пятигорскую и г-на Улдиса Тиронса за помощь в подготовке этого материала.
Князь Никита Лобанов-Ростовский. Монолог патриота Лондона
В восемнадцать лет я приехал учиться в Оксфордский университет. Тогда, в 1954 году, я навсегда влюбился в эту страну. С тех времен Англия для меня — это не только четыре прекрасных года студенчества в Оксфорде. Это и темперамент людей, который мне подходит, и демократический образ правления, и вековые традиции. И конечно, в первую очередь Лондон. Вжиться в лондонскую жизнь было не так просто, хотя эмиграция моя с мамой началась в Париже. Там мы оказались благодаря моему деду В. В. Вырубову. Несколько месяцев мы жили за счет дедушкиной щедрости. Дед полагал, что мне надо остаться во Франции и выучиться на юриста. Я же думал иначе и мечтал стать геологом. В Болгарии я составил коллекцию минералов, ходил в походы по горам, хотя в школе больше напирали на марксистское обучение. На Западе я почувствовал недостаток знаний, которые пришлось быстро компенсировать. Зиму и весну 1954 года я провел в Оксфорде по приглашению крестной матери Катерины Ридлей, внучки последнего царского посла в Лондоне Бенкендорфа. Там окончательно утвердился в решении поступать на геологический факультет. Однажды на ужине у крестной присутствовал сэр Исайя Берлин. Узнав о моем намерении стать студентом, философ заметил, что Оксфорд чрезвычайно привлекателен для молодого интеллектуала: здесь легко сходиться, беседовать, в общем, приятно проводить время. Оксфордские студенты заходят друг к другу «на огонек» и болтают. Но если человек хочет что-то в жизни сделать, оставить какой-то след, то неизбежны жертвы. Это приводит к непопулярности: нужно избегать вечеринок, встреч, бесед. Надо сидеть в библиотеке или в своей комнате, грызть гранит науки…
Тот разговор я хорошо запомнил. Серьезно занимаясь, я игнорировал студенческие попойки, обычные сходки. Помогло одно обстоятельство. Я опоздал к началу семестра, и для меня не нашлось места в общежитии колледжа. Потому меня поселили в освободившейся двухкомнатной квартире пастора, ушедшего недавно в мир иной. Там была ванная, и мне не нужно было бежать через двор в общую. Это удивляло моих сокурсников, что помогало держаться в стороне.
Однако я находил время и для светской жизни. Во времена учебы в Оксфорде мне представилась возможность охотиться в разных поместьях по всему Соединенному Королевству. Этому способствовала семья Берлина. Ко мне тепло отнеслась жена Исайи Менделевича, весьма состоятельная и влиятельная дама Айлин Гинзбург, дочь барона Пьера Гинзбурга. С сэром Исайей я говорил по-русски, а с ней — по-французски. Айлин принадлежало имение Хедингтон-Фарм с охотничьими угодьями. Мне разрешалось охотиться на этих землях. Туда я мог приглашать друзей на охоту во время учебного года. А они взамен приглашали меня в имения родителей во время каникул. Мы стреляли голубей, фазанов и куропаток. Те знакомства перешли в дружбу. Благодаря охоте я хорошо узнал пригород столицы. Ведь Лондон состоит из многих городков, которые сливались на протяжении столетий…
Вжиться в лондонскую жизнь немыслимо без знания английских традиций. Принятые правила тут гораздо важнее здравого смысла. Я уже учился в Оксфорде больше года, когда Марина, герцогиня Кентская (дочь великой княгини Елены Владимировны и правнучка Александра II), пригласила меня к себе на чай. Приехав на поезде из Оксфорда в Лондон, я подошел к Кенсингтонскому дворцу со стороны парка, увидел ограду из железных прутьев вышиной не более метра (сегодня они трехметровые!) и посмотрел, нет ли кого-нибудь в саду, чтобы уточнить, где ворота во дворец. Подождав какое-то время и никого не приметив, я легко перескочил через ограду. Я уже уверенно шагал вдоль здания дворца в поисках входа, как вдруг из кустов выскочил полицейский, затем другой. Меня отвели в комнату охранников, стали допрашивать. Я сказал, что пришел на чай по приглашению герцогини, на что мне разумно возразили: мол, зачем же тогда надо прыгать через ограду. Позвонили герцогине и в конце концов впустили меня во дворец. К счастью, Марина была занята беседой с Артуром Рубинштейном, который ей что-то оживленно рассказывал, а затем сел за рояль и стал божественно исполнять Шопена. Это помогло мне замять неловкость моего нетрадиционного прихода. Я подсел к ее дочери, принцессе Александре, и стал ей рассказывать о своем первом годе учебы в Оксфорде. Спустя полчаса к нам присоединилась двоюродная сестра Александры, княгиня Елизавета Павловна Югославская (дочь Ольги, сестры Марины). Я пригласил их обеих в следующую субботу в Оксфорд на скачки. Обе приехали. Александра решила возвратиться в тот же день, а Елизавета осталась ночевать в гостиной в доме моей крестной, у которой я к тому времени снимал комнату…