Однако она не догадалась оповестить кого-либо, что бумаги у нее, и потерпела фиаско, после чего тайно сбежала с мужем в Лондон. Разочаровавшийся в своей любовнице князь признался шефу русской полиции (надо полагать, это был шеф жандармов Дубельт, бывший также главноначальствующим III отделения), какое опасное оружие он вложил в ее руки. Зарубова отправили преследовать беглецов, поскольку опасались, что те намерены продать бумаги британскому правительству.
Зарубов прибыл в Лондон спустя два дня после них и сразу связался с частной сыскной конторой, в которой нанял четырех детективов или скорее четырех головорезов. Задача Зарубова состояла в том, чтобы любым образом вернуть государственные бумаги, а также, если удастся, и сбежавшую пару.
Выяснив, в какой гостинице поселилась пара, он хладнокровно отправился туда с четырьмя помощниками и пожелал видеть управляющего, которому заявил, что он явился с ордером об экстрадиции арестовать двух человек, виновных в большом грабеже драгоценностей за границей. Говоря это, Зарубов показал бумагу, которая была похожа на ордер, подписанный английским судьей, и объявил о намерении доставить преступников в Скотланд-Ярд. Управляющий, кажется, ни на минуту не усомнился в рассказанной истории и показал им сразу частную комнату, где обедали русские. Увидев Зарубова, беглецы вскочили, но, к несчастью для них, он мог говорить, хоть и немного, по-английски, а их неистовые протесты на французском были истолкованы неправильно.
Пока они протестовали, что Англия была свободной страной и что они не делали ничего дурного, на их запястьях были защелкнуты наручники, а управляющий, казалось, полагал, что это просто обычное поведение обнаруженных воров. Его больше беспокоил неоплаченный счет, поэтому когда Зарубов предложил уладить это дело, он бросился из комнаты, говоря, что он возвратится со счетом через пять минут. Как только управляющий ушел, карманы русской пары были обысканы, после чего Зарубов вошел в смежную спальню, где перерыл багаж, пока не нашел чемодан, в котором находились разыскиваемые важные бумаги.
Дама обладала значительно большим присутствием духа, чем ее муж, она кричала и боролась, пока в рот ей не запихали салфетку. Муж опустился на стул, дрожащий и бледный как смерть, и мог только стонать по-французски: «Mercy, mercy». Когда Зарубов заполучил бумаги, он позвал одного из головорезов в спальню, чтобы тот помог ему связать и запереть различные коробки; по возвращении управляющего было послано за парой четырехколесных кэбов, и арестованные, вместе с их багажом, были спущены вниз.
Дама продолжала выступать; но управляющий, которому оплатили счет, велел говорившему по-французски официанту известить ее, что она сможет защищаться перед судьей. Таким образом муж и двое мужчин сели в один кэб, а Зарубов, дама и двое других — во второй. Когда багаж был погружен на экипажи, громким голосом было дано указание ехать в Скотланд-Ярд.
Конечно, управляющему и в голову не пришло сопровождать эту компанию, чтобы убедиться, действительно ли они туда поехали. А они туда поехали, поскольку Зарубов боялся, что, если бы они не сделали этого, то возбудили бы у кэбменов подозрения; но по пути он принял меры для того, чтобы помешать своей прекрасной арестантке поднимать шум. Ухватив бедную даму за нос, он сжимал его до тех пор, пока она не была вынуждена раскрыть губы; тогда он запихал ей в рот кляп-грушу, которая вынуждала ее оставаться с широко открытым ртом и делала невозможным произнести членораздельные звуки.
«Каковы были бы чувства людей на улицах, — замечает Зарубов, — если бы они могли знать, что здесь, в сердце Лондона, и без всякого ордера, я схватил государственную преступницу так же спокойно, как будто я поймал ее на Невском проспекте? Конечно, они разорвали бы меня на части…. Но я не чувствовал никакого опасения…. Едва только я заполучил моих арестантов из гостиницы, я знал, что был в безопасности…»
Кэбы остановились у входа в Скотланд-Ярд, но Зарубов вышел один. Он проскользнул через проход под аркой, отсутствовал несколько минут, а затем возвратился, велев кэбмену ехать к дому на Керситор-стрит. Это жилое здание, говорит Зарубов, было арестным домом во времена долговых ям, а теперь было арендовано частной сыскной конторой, которая использовала его как место временного задержания для беглых несовершеннолетних, сумасшедших и других лиц, которых они отлавливали и которые должны были быть возвращены их друзьям.