Оливия подмигнула.
– Все будет не так уж плохо. Мы придем в парк, сядем, насладимся солнышком. Ты займешься вышиванием, я — газетой, и никто не будет нас отвлекать.
Увы, через какие–то жалкие пятнадцать минут к ним буквально подбежала Мэри Кадоган.
– Твоя мама сообщила мне, что ты здесь, – сказала она, задыхаясь. – Значит, ты поправилась?
– Ты говорила с моей матерью? – спросила Оливия, отказываясь верить своему невезению.
– Она еще в субботу пообещала послать мне записку, как только тебе станет лучше.
– Моя мать, – пробормотала Оливия, – исключительно обязательная женщина.
– И не говори!
Салли подвинулась, едва оторвав взгляд от своего вышивания. Мэри устроилась между ними и ерзала туда–сюда до тех пор, пока ее розовую юбку и зеленую юбку Оливии не разделил дюйм скамейки.
– Я хочу знать все, – сказала Мэри низким, дрожащим от возбуждения голосом.
Пару секунд Оливия подумывала, не разыграть ли непонимание, но какой смысл? Они обе прекрасно знали, о чем говорит Мэри.
– Рассказывать особенно нечего, – ответила она, хрустнув газетой в попытке напомнить Мэри, что она пришла в парк почитать. – Он узнал во мне свою соседку и пригласил на танец. Все было очень цивилизованно.
– Он что–нибудь говорил о своей fianc'ee?
– Конечно, нет.
– А о Джулиане Прентисе?
Оливия закатила глаза.
– Ты и, правда, думаешь, что он стал бы рассказывать совершенно чужому человеку, да еще и женщине, как поставил кому–то синяк под глазом?
– Нет, – мрачно согласилась Мэри. – Это было бы слишком прекрасно. Клянусь тебе, я ни от кого не могу узнать деталей.
Оливия изо всех сил изображала, что разговор навевает на нее скуку.
– Ладно, – продолжила Мэри, ничуть не смущенная недостатком реакции со стороны собеседницы. – Расскажи мне о танце.
– Мэри. – Это был полустон–полурык. Грубо, конечно, но Оливии абсолютно не хотелось ничего рассказывать.
– Ты просто обязана, – настаивала Мэри.
– В Лондоне, без сомнения, произошло еще что–нибудь интересное, кроме моего короткого скучного танца с сэром Гарри Валентайном.
– Не то, чтобы, – ответила Мэри. Потом пожала плечами и, зевая, перечислила: – Мать Филомены утащила ее в Брайтон, Энн заболела. Наверное, та же простуда, что у тебя.
Вряд ли, подумала Оливия.
– Никто не видел сэра Гарри с того самого вечера, – добавила Мери. – Он никуда не ездил.
Оливия ничуть не удивилась. Скорее всего, он сидел за столом и что–нибудь строчил. И, возможно, на нем была странная шляпа.
Точно она не знала. Она целыми днями не выглядывала в окно. И даже не смотрела на окно. Во всяком случае, не больше шести–восьми раз.
Ежедневно.
– О чем же вы тогда говорили? – спросила Мэри. – Я знаю, ты с ним говорила, я видела, у тебя двигались губы.
Пылая негодованием, Оливия развернулась к подруге.
– Ты следила за моими губами?!
– Да, ладно тебе. Как будто ты никогда этого не делала.
Замечание было не просто правдивым, а неопровержимым, поскольку Оливия проделывала это с Мэри. Но ответ – нет, возражение – было вполне уместно, поэтому Оливия коротко фыркнула и ответила:
– Я никогда не следила за тобой.
– Но могла бы, – уверенно ответила Мэри.
Тоже правда, но Оливия не собиралась ее признавать.
– Так о чем вы говорили? – снова спросила Мэри.
– Ни о чем особенном, – солгала Оливия и снова, на сей раз уже громче, зашуршала газетой. Она уже просмотрела светскую колонку – она обычно начинала читать газету с конца – но хотела еще прочесть парламентский отчет. Она делала это всегда. Каждый день. Даже ее отец не читал парламентских отчетов ежедневно, а ведь он являлся членом палаты Лордов.
– Ты выглядела сердитой, – настаивала Мэри.
«Я сердита сейчас», – хотелось зарычать Оливии.
– Так ты сердилась?
Оливия заскрипела зубами.
– Ты ошибаешься.
– Я так не думаю, – произнесла Мэри тем невыносимо напевным тоном, который использовала исключительно, когда считала, что знает, о чем говорит.
Оливия бросила взгляд на Салли, как раз втыкавшую иголку в ткань и изо всех сил изображавшую, что не подслушивает. Потом снова посмотрела на Мэри, словно давая ей понять – не при слугах!
Это не решало проблему с Мэри, но, по крайней мере, отодвигало ее.
Оливия снова зашуршала газетой и расстроенно опустила взгляд на свои руки. Она забрала газету еще до того, как дворецкий ее прогладил(3), и вся измазалась в типографской краске.
– Фу, какая гадость, – произнесла Мэри.
Оливия не нашлась, что ответить, кроме:
– А где твоя горничная?
– А, там, – ответила Мери, махнув рукой куда–то назад. И тут Оливия поняла, что допустила ужасный промах. Мэри тут же повернулась к Салли и сказала: – Ты ведь знакома с моей Женевьевой правда? Пойди, поболтай с ней.
Салли была прекрасно знакома с Женевьевой и отлично знала, что способности последней объясняться по–английски, по меньшей мере, ограничены, но поскольку Оливия не могла вдруг вскочить и закричать, чтобы Салли не говорила с Женевьевой, той пришлось собрать свое вышивание и отправиться на поиски.
– Вот так, – гордо констатировала Мэри. – Чисто сработано. Теперь расскажи мне, какой он? Он красивый?
– Ты его видела.
– Нет, красив ли он с близкого расстояния? Эти глаза… – Мэри поежилась.
– О! – воскликнула Оливия, внезапно кое–что вспомнив. – Они карие, а вовсе не сине–серые.
– Не может быть. Я совершенно уверена…
– Ты ошиблась.
– Нет. Я в таких вещах никогда не ошибаюсь.
– Мэри, я видела его лицо вот с такого расстояния, – заявила Оливия, показав расстояние на скамейке между ними. – Уверяю тебя, у него карие глаза.
Это привело Мэри в ужас. Наконец она помотала головой и сказала:
– Наверное, это из–за того, как он на тебя смотрит. Так пронзительно! Вот я и решила, что у него голубые глаза. – Она моргнула. – Или серые.
Оливия закатила глаза, а потом уставилась прямо перед собой, надеясь, что все на этом и закончится. Но Мэри не так–то просто было сбить с толку.
– Ты так и не рассказала мне о нем, – заметила она.
– Мэри, тут не о чем рассказывать, – настаивала Оливия. Она расстроенно посмотрела себе на колени. Ее газета превратилась в мятую, совершенно нечитабельную груду бумаги. – Он пригласил, я согласилась.
– Но… – выдохнула Мэри.
– Что «но»? – Оливия начала терять терпение.
Мэри вдруг сжала ее руку. Натурально сжала. Сильно.
– Ну что еще?
Мери указала пальцем в направлении пруда Серпентайн.
– Там.
Оливия ничего не видела.
– На лошади, – прошипела Мэри.
Оливия посмотрела чуть левее и вдруг…
О нет! Не может быть!
– Это он?
Оливия не ответила.
– Сэр Гарри, – уточнила Мэри.
– Я знаю, о ком ты говоришь, – рявкнула Оливия.
Мери вытянула шею.
– Похоже, это именно сэр Гарри.
Оливия и не сомневалась, не столько потому, что он сильно походил на означенного джентльмена, сколько потому, что – с ее–то счастьем – кто же еще это мог бы быть?
– Он отлично держится в седле, – восхищенно прошептала Мэри.
Оливия решила, что самое время подумать о Боге и помолиться. А вдруг он их не заметит. А вдруг освещение…
– Похоже, он нас увидел, – воскликнула Мэри вне себя от восторга. – Помаши ему. Я помахала бы сама, но мы не представлены.
– Не смей его поощрять! – прорычала Оливия.
Мэри на секунду повернулась к ней.
– Я так и знала, что он тебе не понравился.
Оливия страдальчески закрыла глаза. Подумать только, все намечалось как одинокая мирная прогулка. Оливия размышляла, скоро ли Мэри подхватит от Энн простуду. И что можно сделать, чтобы ускорить заражение.
– Оливия, – прошипела Мери, толкая подругу под ребра.