– Как правило, – призналась она.
– Начните ее, – он указал подбородком на книгу. – Возможно, Вы обнаружите, что она гораздо интереснее газеты.
Как раз такого комментария она и ожидала от мужчины. Никто из них, похоже, не мог понять, что она предпочитает свежие новости глупым вывертам чужого воображения.
– А вы сами ее читали? – спросила она, наугад открыв книгу и опустив глаза.
– Нет, конечно. Но моя сестра очень ее хвалила.
Она резко подняла голову.
– У вас есть сестра?
– Похоже, вас это удивляет.
Она и впрямь удивилась. Непонятно, почему. Просто, ее подруги были совершенно уверены, что рассказали ей о нем все, что только можно, и вдруг оказалось, что они кое–что упустили.
– Она живет в Корнуолле, – сказал он. – В окружении скал, легенд и ватаги ребятишек.
– Какое чудесное описание. – Она и правда так считала. – Так Вы – любящий дядюшка?
– Нет.
Похоже, ей не удалось скрыть удивление, поскольку он произнес:
– Мне не следует рассказывать о подобных вещах?
Неожиданно для самой себя, она рассмеялась.
– Touch'e(2), сэр Гарри.
– Я хотел бы стать любящим дядюшкой, – сказал он, и на лице его расцвела искренняя теплая улыбка. – Но я еще ни разу никого из них не видел.
– Конечно, – тихо проговорила она. – Вы же столько лет провели на континенте.
Он слегка наклонил голову. Интересно, подумала она, он всегда так делает, когда удивляется?
– Вы довольно много обо мне знаете, – заметил он.
– Это о вас знает каждый. – Право же, нашел чему удивляться!
– В Лондоне не много возможностей сохранить частную жизнь неприкосновенной, да?
– Почти никакой возможности. – Слова вылетели раньше, чем она поняла, что же именно она говорит, в чем именно только что фактически призналась. – Хотите чаю или кофе? – спросила она, проворно меняя тему.
– С удовольствием, спасибо.
Она позвонила, дала Хантли необходимые указания, а сэр Гарри непринужденно произнес:
– Во время службы в армии, мне его ужасно не хватало.
– Чая? – как странно.
Он кивнул.
– Я мечтал о нем.
– Вас не снабжали чаем?
Почему–то это казалось Оливии совершенно неприемлемым.
– Очень редко. Большую часть времени мы обходились без него.
Некая нотка в его голосе – задумчивая и юная – заставила ее улыбнуться.
– Надеюсь, вы найдете наш чай достойным одобрения.
– Я не привередлив.
– Правда? Я подумала, что раз вы его так любите, то должны быть гурманом.
– Скорее, мне так часто приходилось без него обходиться, что сейчас я наслаждаюсь каждым глотком.
Она рассмеялась.
– Вам действительно не хватало именно чая? Большинство моих знакомых джентльменов упомянули бы бренди. Или портвейн.
– Чай, – твердо ответил он.
– А кофе пьете?
Он помотал головой.
– Слишком горько.
– Шоколад?
– Только с кучей сахара.
– Вы очень интересный человек, сэр Гарри.
– Я, безусловно, заметил, что интересую вас.
У нее запылали щеки. Ну вот! Только он начал ей нравиться! И самое худшее, что он прав. Она действительно подглядывала за ним, и это действительно было ужасно невежливо. И все же, он не должен был вот так неожиданно нападать на нее и смущать.
Подали чай, это позволило ей уйти от разговора.
– Молоко? – спросила она.
– Пожалуйста.
– Сахар?
– Нет, спасибо.
Не поднимая глаз, она поинтересовалась:
– Вот как? Без сахара? И это при том, что в шоколад вы сахар кладете?
– И в кофе тоже, если мне приходится его пить. Но чай – зверь иной породы.
Оливия протянула ему чашку и занялась приготовлением чая для себя. Знакомые действия немного успокоили ее. Руки сами знали, что надо делать – память тела, обретенная за многие годы. Недавний диалог тоже помог ей оправиться. Простой и бессмысленный, он вернул ей душевное равновесие. Настолько, что когда он отпил второй глоток, она, наконец, решалась выбить из равновесия его самого. Оливия сладко улыбнулась и произнесла:
– Говорят, вы убили свою fianc'ee.
Он поперхнулся, и это доставило ей массу удовольствия (его шок, а не его кашель, она надеялась, что еще не стала настолько беспощадной). Но он быстро оправился, и голос его звучал ровно и спокойно:
– Так действительно говорят?
– Говорят.
– А никто не упоминал, как именно я ее убил?
– Нет.
– А никто не упоминал, когда это произошло?
– Возможно, кто–то и упоминал, – солгала она, – но я не слушала.
– Хм–м.
Казалось, он обдумывал услышанное. Это зрелище сбивало с толку: высокий, чрезвычайно мужественный человек сидит в лиловой гостиной ее матери с изящной чайной чашкой в руке… И, по всей видимости, думает об убийстве.
Он отпил еще глоток.
– А кому–нибудь случалось упоминать ее имя?
– Вашей fianc'ee?
– Да. – Это было мягкое, светское «да», как будто они обсуждали погоду, или шансы Букета Роз выиграть Золотой Кубок на скачках в Эскоте.
Оливия слегка помотала головой и поднесла чашку к губам.
Он на мгновение закрыл глаза, потом посмотрел ей прямо в лицо и печально покачал головой.
– Она покоится с миром, а остальное неважно.
Оливия не просто поперхнулась чаем, она выплюнула его чуть не через всю комнату. А он рассмеялся. Жалкий негодяй.
– О Господи, мне много лет не было так смешно! – заявил он, пытаясь успокоиться.
– Вы невыносимы!
– Вы обвинили меня в убийстве!
– Неправда. Я только сказала, что это сделал кто–то другой.
– О да, – насмешливо произнес он. – Это, безусловно, большая разница.
– К вашему сведению, я в это не поверила.
– До глубины души тронут вашей поддержкой.
– Не стоит, – резко ответила она. – Это всего лишь здравый смысл.
Он снова рассмеялся.
– Вы поэтому и шпионили за мной?
– Я вовсе не… – О, ради Бога, зачем она отрицает? – Да, – практически выплюнула она. – Разве вы не поступили бы также?
– Я, возможно, сначала позвал бы полисмена.
– Я, возможно, сначала позвал бы полисмена – передразнила она тоном, который обычно использовала только с братьями.
– А вы действительно вспыльчивы.
Она ответила сердитым взглядом.
– Ну, хорошо, вам удалось обнаружить хоть что–нибудь интересное?
– Да, – она прищурилась. – Удалось.
Он подождал, потом все же сказал, безо всякого намека на сарказм:
– Рассказывайте.
Она подалась вперед.
– Объясните мне шляпу!
Он посмотрел на нее как на умалишенную.
– Вы о чем?
– О шляпе! – воскликнула она и замахала руками вокруг головы, повторяя очертания невидимого головного убора. – Она была смешная! С перьями. И вы носили ее в помещении!
– Ах, это, – Гарри подавил смешок. – Шляпу я носил только ради вас.
– Но вы же не знали, что я за вами наблюдаю!
– Извините, знал.
Рот ее слегка приоткрылся, казалось, ее подташнивает. Она спросила:
– Когда вы меня заметили?
– Как только вы впервые подошли к окну. – Гарри пожал плечами, подняв брови, будто говоря «только попробуйте мне возразить». – Вы прячетесь не настолько хорошо, как вам кажется.
Она в гневе сделала шаг назад. Нелепо, конечно, но он так и предполагал, что она рассердится.
– А зачем вы бросали в огонь бумаги? – требовательно спросила она.
– Вы никогда не жжете бумаг?
– Нет, в такой безумной спешке я этого не делаю никогда.
– Ну, это тоже было устроено ради вас. Вы так старались. Я решил сделать хоть что–нибудь, что оправдало бы ваши усилия.
– Вы…
Она была явно неспособна закончить фразу, поэтому он бесцеремонно добавил:
– Я был готов даже вспрыгнуть на стол и станцевать для вас джигу, но подумал, что это будет слишком уж демонстративно.
– Все это время вы потешались надо мной.
– В общем… – он немного подумал, – да.
Ее рот приоткрылся. Она была в ужасе, и он почти захотел извиниться – похоже, это какой–то чисто мужской рефлекс: чувствовать себя виноватым, когда у женщины такое выражение лица. Но она в этой ситуации была неправа. Ни на йоту, ни на четверть йоты.