Это вызвало на ее губах легкую улыбку.
– Чистая правда, и все такое. И все же…
– Рассказывайте, – тихо произнес он.
– Ну… – Глаза Оливии смотрели куда–то вдаль, будто она искала слова или, возможно, уже нашла их, но они пока не сложились в подходящие предложения. И заговорив, она на него тоже не посмотрела.
Но и намеренно не избегала его взгляда.
– Я уже… отклонила ухаживания многих джентльменов.
Он удивился столь осторожному использованию слова «отклонила», но не стал ее прерывать.
– Я не то чтобы считала себя выше их. Ну… то есть, некоторых из них, наверное, да. – Она повернулась и прямо посмотрела на Гарри. – Некоторые были просто ужасны.
– Понятно.
– Но большинство… С ними не то, чтобы было что–то не так. Просто они были… не те. – Она вздохнула, немного печально, как ему показалось.
Ему это ужасно не понравилось.
– И теперь… Конечно, в лицо мне этого никто не скажет… – продолжила она.
– Но вы заработали репутацию черезчур разборчивой девушки?
Она бросила на него страдальческий взгляд.
– Я слышала определение «привередливая». Одно из них, по–крайней мере. – Глаза ее затуманились. – Другие мне повторять не хочется.
Гарри опустил глаза на свою левую руку. Оказывается, она изогнулась, напряглась и сжалась в кулак. Оливия искренне пыталась все сгладить, но слухи, похоже, больно ранили ее.
Она откинулась назад, прислонилась к стене и задумчиво вздохнула.
– А этот случай… о, он и правда побивает все рекорды, поскольку… – она помотала головой и возвела глаза к небу, словно прося совета или прощения. Или, хотя бы, понимания.
Она оглядела толпу и улыбнулась, но это была грустная, смущенная улыбка. И продолжила:
– Некоторые даже говорили «Кого она думает дождаться? Принца?»
– А!
Она повернулась к нему с предельно открытым выражением лица.
– Теперь вы видите, в чем проблема.
– Пожалуй.
– Если люди заметят, что я отвергла и его, я стану… – Она прикусила губу, подыскивая подходящее слово. – Не посмешищем… Не знаю, кем я стану, но это будет малоприятно.
Выражение его лица, вроде, не изменилось. И все же оно было обжигающе нежным, когда он произнес:
– Уверен, не стоит выходить замуж за принца только чтобы показать обществу, какая вы славная.
– Конечно, нет. Но люди должны видеть, что я, по крайней мере, оказываю ему все возможное почтение. Если я просто отвергну его… – Оливия вздохнула. Она это ненавидела. Просто ненавидела, но никогда ни с кем об этом не говорила, потому что любой просто ответил бы ей что–нибудь ужасное и ехидное, типа «нам бы всем твои проблемы».
Да, она знала, как ей повезло, она понимала, что это благословение, и что у нее в этой жизни нет права жаловаться решительно ни на что, и она вовсе не жаловалась… не вполне.
Правда, иногда она все–таки жаловалась.
И иногда ей просто хотелось, чтобы мужчины прекратили обращать на нее внимание, прекратили называть ее прекрасной, обворожительной и изящной (каковой она вовсе не являлась). Она хотела, чтобы они прекратили наносить ей визиты, просить у ее отца разрешения ухаживать за ней, потому что ни один из них не был правильным, а она, черт бы побрал все на свете, не хотела соглашаться на нечто просто «приемлемое».
– Вы всегда были хорошенькой? – очень тихо спросил он.
Какой странный вопрос. Странный и сильный, и не из тех, на которые она решилась бы отвечать, вот только, неясно почему…
– Да.
Вот только, неясно почему, с ним это казалось естественным.
Он кивнул.
– Я так и думал. У вас тип лица такой.
Она в новом приливе энергии развернулась к нему.
– Я рассказывала вам про Миранду?
– Не думаю.
– Это моя подруга. Она вышла замуж за моего брата.
– Ах, да. Вы как раз сегодня писали ей письмо.
Оливия кивнула.
– Миранда была эдаким гадким утенком. Худющая, и ноги длинные–предлинные. Мы все шутили, что они растут у нее прямо от шеи. Но я никогда этого не замечала. Она была просто моей подругой. Лучшей, любимейшей, веселейшей в мире подругой. Мы учились с ней вместе. Мы вообще все делали вместе.
Она снова посмотрела на него, пытаясь понять, насколько ему интересно. Большинство мужчин уже удирали бы, сломя голову – конечно: девица разливается соловьем о детской дружбе. О, Господи.
Но он просто кивнул. И она почему–то знала, что он все понимает.
– Когда мне было одиннадцать – это, кстати, был мой день рождения – мне устроили праздник. Уинстону тоже, и туда пришли все местные ребятишки. Думаю, все просто мечтали о приглашении. Неважно. В общем, там была девушка – я даже имени ее сейчас не помню – так она сказала Миранде нечто ужасное. Я думаю, до того дня Миранде и в голову не приходило, что ее не считают хорошенькой. Мне, во всяком случае, точно не приходило.
– Дети бывают жестоки, – прошептал он.
– Да, и взрослые тоже, – резко ответила она. – Ладно, не знаю, к чему я все это рассказываю. Просто это воспоминание всегда жило во мне.
Несколько мгновений они сидели молча, а потом он напомнил:
– Вы не досказали историю.
Она удивленно обернулась к нему.
– Что вы имеете в виду.
– Вы не досказали историю, – повторил он. – Что вы тогда сделали?
Губы ее приоткрылись.
– Я просто не могу себе представить, что вы так ничего и не сделали. Даже в одиннадцать лет вы не могли никак не отреагировать.
Медленная улыбка родилась в ее глазах и росла… росла… пока не захватила ее губы, а потом щеки, а потом и сердце.
– Думаю, я сказала ей пару нежных слов.
Ее глаза поймали его взгляд, и она увидела в них какое–то странное родство.
– Обидчицу еще хоть раз приглашали на ваш день рождения?
Она все еще улыбалась. Даже усмехалась.
– Не думаю.
– Готов поспорить, она не забыла вашего имени.
Оливия почувствовала, как радость буквально бурлит в ней.
– Я тоже так считаю.
– А ваша подруга Миранда в итоге смеялась последней, – продолжил он, – выйдя замуж за будущего графа Ридланда. У вас в округе были женихи лучше?
– Нет. Ни одного.
– Иногда, – заключил он задумчиво, – мы все получаем по заслугам.
Оливия тихо сидела рядом сним, счастливая, погруженная в свои мысли. И вдруг, совершенно неожиданно повернулась к нему и произнесла:
– Я чрезвычайно любящая тетушка.
– У вашего брата и Миранды есть дети?
– Дочка. Кэролайн. Она – мое самое–пресамое любимое существо во вселенной. Иногда мне кажется, что я так бы и съела ее!.. – Тут она посмотрела на него. – Чему вы улыбаетесь?
– Тону вашего голоса.
– А что в нем такого?
Он покачал головой.
– Понятия не имею. Вы говорите так, будто… будто… ну не знаю, будто как раз предвкушаете десерт.
Она рассмеялась.
– Теперь мне придется научиться делить внимание. Они ждут второго.
– Мои поздравления.
– Я думала, что не люблю детей, – задумчиво произнесла Оливия. – Но я просто обожаю свою племянницу.
Она снова замолчала, думая, как же славно оказаться, наконец, рядом с человеком, с которым не надо постоянно говорить. Но потом, конечно же, заговорила сама, поскольку редко молчала подолгу.
– Вам стоит съездить к сестре в Корнуолл, – сказала она. – Встретиться с племянниками и племянницами.
– Действительно, стоит, – согласился он.
– Семья – это очень важно.
Он хранил молчание немного дольше, чем она ожидала, но, наконец, кивнул.
– Действительно, важно.
Что–то было не так. Что–то в его голосе звучало фальшиво. Или нет. Она надеялась, что ошиблась. Она бы страшно разочаровалась, узнав, что он оказался одним из тех мужчин, для которых семья ничего не значит.
Но ей не хотелось об этом думать. Не сейчас. Все его недостатки, секреты и вообще все, кроме того, что она видела в данный момент… она не хотела об этом знать.
Не сегодня.
Определенно, не сегодня.