– А ты не знал?
Он помотал головой. Сколько же он выпил стаканов? Черт побери. Голова, похоже, ясная, но сможет ли он вообще почувствовать разницу? Он никогда не был пьян. Даже слегка.
– Исчезновение принца тоже было замечено, – продолжил Владимир. – Ее родители беспокоятся, что они вместе.
Губы Гарри крепко сжались. В груди от подобного намека разгорелся пожар, но сейчас для ревности явно не было времени.
– Они хотят, чтобы все оставалось в тайне. Как раз сейчас они у посла.
– Они у посла? Разве он…
– Он идеально играет роль обеспокоенного хозяина дома, – Владимир сплюнул на пол. – Я никогда ему не доверял.
Гарри с некоторым удивлением уставился на мокрое пятнышко на полу. Сейчас Владимир явно позволил себе необычайно яркое проявление эмоций. Гарри снова поднял глаза и увидел, что Владимир заметил его любопытство.
Русский великан смотрел на Гарри пристально и жестко.
– Терпеть не могу, когда обижают женщин.
За этим коротким замечанием наверняка скрывалась длинная история, но Гарри почел за лучшее не спрашивать. Он кивнул в знак согласия и спросил:
– Что теперь?
– Всем известно, где в данный момент находится принц. Они доставят свое сообщение прямо к нему. Он получил жесткое указание ничего не предпринимать, и я думаю, Алексей достаточно умен, чтобы ему следовать.
Гарри искренне надеялся, что Владимир окажется прав. Вероятно, обычно так оно и было, но нельзя забывать, что принц Алексей все это время пил.
– Пока он ждет, мы займемся поисками.
– Каких размеров этот чертов мавзолей?
Владимир покачал головой.
– Точно не знаю. Думается, не меньше сорока комнат. А может, еще больше. Но если бы я хотел кого–то здесь спрятать, то использовал бы северное крыло.
– А что особенного в северном крыле?
– Оно удалено от главного входа. И комнаты там небольшие.
– Но разве похитителю не очевидно, что именно там мы и станем искать?
Владимир двинулся к двери.
– Он даже не подозревает, что есть кому искать. Обо мне он думает, как о глупом слуге, – он смерил Гарри тяжелым взглядом: – а о тебе вообще ничего не знает, – он взялся за ручку двери: – Готов?
Пальцы Гарри сжали рукоять пистолета.
– Веди.
***
Это заняло чуть не полчаса, и у Оливии уже буквально отваливались плечи, но наконец ей удалось просунуть пальцы в узел и частично развязать его. Она остановилась и внимательно прислушалась. Что там — чьи–то шаги?
Она вытянулась на кровати в той же позе, в которой лежала, когда похититель уходил.
Нет, ничего. Никакого щелканья замка, ни скрипа двери. Она снова начала изгибаться назад, пока не нащупала узел на лодыжках. Он, безусловно, стал свободнее, но над ним все еще требовалось потрудиться. Причем основательно. Сложно сказать наверняка, но ей казалось, будто узлов там два. Ну, то есть, уже полтора. Но если ей удастся развязать следующую секцию, она…
Она все равно будет связана.
Она испустила глубокий вздох, опустошивший ей легкие и душу. Если у нее ушло столько времени только на то, чтобы развязать часть узла…
Нет, выругала она себя. Нельзя останавливаться. Если ей удастся развязать оставшиеся узлы, то веревка должна упасть сама собой.
Она может это сделать. Может.
Она заскрипела зубами и вернулась к путам. Возможно сейчас, когда она знала, что делать, работа пойдет быстрее. Она уже знала, как вкрутить палец в середину узла, а потом дергать им туда – сюда, туда – сюда, пытаясь ослабить веревки.
Вероятно, теперь дело пойдет быстрее еще и потому, что у нее онемели плечи. Отсутствие боли должно ей помочь.
Она вкручивала… и дергала… вкручивала… и дергала… и изгибала спину… и тянулась…. и крутилась… и извивалась в обратном направлении…
И слетела с кровати.
И с грохотом приземлилась на пол. С невероятным грохотом. Она моргнула и начала ждать, что вот–вот щелкнет замок, молясь, чтобы изменения в ее путах были не очень заметны.
Но ничего не случилось.
Он ничего не услышал? Это просто невозможно. Оливия никогда не была грациозной, а уж со связанными руками и ногами превратилась в настоящую гусыню. Без сомнения, ее приземление никак нельзя назвать тихим.
Похоже, за дверью никого нет. Она считала, что ее похититель сидит там на стуле, но, по правде говоря, и сама не знала, почему думает именно так. Ее тюремщик и помыслить не мог, что ей удастся сбежать, и Оливия была совершенно уверена, что эта часть здания безлюдна. Все слышанные ею шаги всегда заканчивались немедленным появлением седовласого мужчины.
Она еще минуту лежала на полу у кровати и ждала, просто на случай, если кто–нибудь войдет. Потом поползла к выходу из комнаты, чтобы поглядеть в щель под дверью. Щель была узкая, меньше сантиметра, и видно в нее было немного – коридор освещался не лучше, чем комната. Но она подумала, что если там будут тени, она заметит их движение.
Никаких теней.
Итак, ее не сторожат. Это весьма полезная информация, хотя, принимая во внимание тот факт, что она до сих пор связана, не совсем ясно, чем она может быть полезна. И еще, было абсолютно неясно, как ей забраться обратно на кровать. Можно попытаться подняться, опираясь на одну из ее ножек, но столик с чайником совершенно преграждал путь к ножке в изголовье кровати, а…
Чайник!
Волна восторга и неожиданной силы прокатилась по ее телу, и она буквально кувырнулась через голову, спеша добраться до чайного столика. Давай, давай, шевелись же…
Добралась. Так, теперь еще один вопрос, как ей разбить чайник? Его осколком можно будет перерезать веревки.
Огромным усилием Оливии удалось подтянуть под себя ноги. Она медленно поднялась, опираясь на кровать, мышцы ее буквально стонали от боли, пока она вставала. Минуту она приходила в себя, потом сделала шаг назад к столику и начала сгибать колени, пока ее руки не оказались на нужной высоте, чтобы схватить ручку чайника.
Пожалуйста, пусть там сейчас никого не будет, пожалуйста, пусть сюда пока никто не приходит!
Ей необходим сильный бросок. Недостаточно просто уронить чайник на пол. Она оглядела комнату, собралась с силами. И начала крутиться.
Пожалуйста, ну пожалуйста!
Она вертелась, все быстрее и быстрее, и наконец…
Отпустила чайник.
Он с грохотом ударился об стену, и Оливия, испугавшись, что дверь вот–вот распахнется, прыгнула на кровать и легла на спину, хотя совершенно не представляла, как ей удастся объяснить, что чайник раскололся о дальнюю стену.
Никто не вошел.
Она затаила дыхание. Начала подниматься. Ее туфельки коснулись пола и вдруг…
Шаги. Быстро приближаются.
О Господи.
И голоса. Говорят по–русски. Звучат настойчиво. Сердито.
Они же не причинят ей вреда? Она слишком ценна. Принц Алексей даст за нее огромный выкуп, так?..
А что если принц сказал им «исчезла и ладно»? Он ведь уже не ухаживает за ней. И знает, что она предпочла Гарри. А вдруг он чувствует себя оскорбленным? И решит отомстить?
Она снова забралась на кровать и съежилась в уголке. Как славно было бы оказаться храброй и встретить все, что ее ожидает, презрительно улыбаясь и поправляя волосы, но она вовсе не Мария–Антуанетта[1], вся в белом идущая на эшафот и царственно просящая прощения у своего палача, которому случайно наступила на ногу.
Нет, она – Оливия Бевелсток, и ей вовсе не хочется умереть с честью. Ей вообще не хочется быть здесь, не хочется чувствовать, как щупальца отвратительного ужаса скручивают ей внутренности.
Кто–то начал ломиться в дверь – тяжело, ритмично, грубо.
Оливию начало трясти. Она свернулась в комочек, стараясь стать как можно меньше, спрятав голову между колен. Пожалуйста, ну пожалуйста – снова и снова повторяла она про себя. Она подумала о Гарри, о своей семье, о…
Дверь начала поддаваться.
Оливия молилась, чтобы воля не оставила ее.
А потом дверь рухнула внутрь.
Она завизжала, и этот звук словно разорвал ей глотку. Казалось, что кляп впился в язык, и что клубок сухого, обжигающего воздуха раздирает ей горло.