Это была нудная работа. Ему она нравилась, но он всегда любил головоломки. Он мог сидеть над документом часами и только на закате обнаружить, что весь день ничего не ел. Но даже он, влюбленный в свою работу, не мог себе представить, как можно часами сидеть и наблюдать, как кто–то переводит документы.
И все же она снова там, у окна. И, похоже, считает себя мастером маскировки, а его – абсолютным болваном.
Он хмыкнул. Она даже не подозревает. Гарри хоть и работал на скучное отделение военного министерства, где имели дело со словами на бумаге, а не с пистолетами, кинжалами и секретными заданиями, все же прошел хорошую подготовку. Десять лет в армии, большей частью на континенте, где внимательный глаз и способность улавливать движение часто означали разницу между жизнью и смертью.
Он, например, заметил, у нее привычку машинально заправлять за уши выбившиеся из прически пряди. И еще, поскольку иногда она следила за ним по ночам, Гарри знал, что когда она распускает волосы – всю невообразимо сияющую массу – концы их струятся до середины спины.
Он знал, что ночная рубашка у нее голубая. И, к сожалению, совершенно бесформенная.
К тому же, она совершенно не умеет стоять неподвижно. Хотя ей, возможно, кажется, что она не двигается. Она не суетлива, осанка у нее прямая и уверенная. Но ее постоянно что–то выдает. Легкая дрожь пальцев или слабое движение плеч при дыхании.
Гарри просто не мог ее не заметить.
Слежка его заинтриговала. Что в его скрюченной над кипой бумаг личности так ее притягивает? Ведь он всю неделю больше ничем не занимался.
Может, ему стоит как–нибудь оживить ей зрелище? Это будет милосердно. Она, должно быть, дико скучает.
Он может запрыгнуть на стол и спеть.
Откусить кусок и изобразить, что подавился. Что она тогда предпримет?
Кстати, это будет интересная нравственная дилемма. Он на мгновение отложил карандаш, размышляя о разнообразных великосветских леди, которых ему довелось встречать. Он не был законченным циником и верил, что, по крайней мере, некоторые из них сделали бы попытку его спасти. Но при этом сильно сомневался, что хоть одна из них обладала необходимыми физическими данными, чтобы поспеть вовремя.
Пожалуй, лучше жевать осторожно.
Гарри глубоко вздохнул и снова попытался сосредоточиться на работе. Он смотрел на документ все то время, пока думал о девушке в окне, но не прочел ни строчки. Он ничего не сделал за прошедшие пять дней. Конечно, можно было просто задернуть штору, но это было бы слишком демонстративно. Особенно сейчас, в полдень, при ярком солнечном свете.
Он уставился на слова перед глазами, но так и не смог сосредоточиться. Она все еще была там, все еще пялилась на него, воображая, что надежно скрыта занавеской
Какого черта она за ним наблюдает?
Гарри это не нравилось. Она никак не могла видеть, над чем он работает, а даже если бы и могла, он глубоко сомневался, что она читает по–русски. И все же документы на его столе часто были деликатного свойства, а иногда даже государственной важности. Если за ним кто–то следит…
Он помотал головой. Во имя всего святого, если бы за ним кто–то следил, то это уж точно была бы не дочка графа Ридланда!
И вдруг она исчезла. Сперва развернулась, чуть–чуть, не больше чем на дюйм, приподняв подбородок, а потом отошла от окна. Наверное, что–то услышала, возможно, ее позвали. Гарри это не заботило. Он просто радовался, что она испарилась. Ему надо работать.
Он опустил глаза, прочел полстраницы, а потом:
– Доброе утро, сэр Гарри!
Это был Себастьян, явно в отличном настроении. Иначе не звал бы Гарри никаким сэром. Гарри даже головы не поднял.
– Сейчас день.
– Не для того, кто встал в одиннадцать.
Гарри подавил вздох.
– Ты не постучался.
– Я никогда не стучу. – Себастьян плюхнулся в кресло, явно не обратив внимания на то, что его темные волосы повторили этот маневр, плюхнувшись ему на глаза. – Чем ты занимаешься?
– Работаю.
– Ты только это и делаешь.
– Некоторым из нас не достанется в наследство графство, – заметил Гарри, пытаясь закончить еще хоть одно предложение, пока Себастьян не завладел его вниманием полностью.
– Может быть, – пробормотал Себастьян. – А может быть и нет.
Это была правда. Вообще–то Себастьян стоял вторым в очереди на наследство, у его дяди, графа Ньюбери был всего один сын, Джеффри. Однако граф (все еще считающий Себастьяна отъявленным шалопаем, несмотря на десять лет службы на благо Его Величества) нисколько не волновался. Ведь вероятности, что Себастьян унаследует титул фактчески не существовало. Пока Себастьян служил в армии, Джеффри женился, и его жена уже родила двоих дочерей, то есть, он явно мог иметь потомство.
Однако потом Джеффри заболел лихорадкой и умер. Как только стало очевидно, что фигура у его вдовы не округляется, а значит младой наследник не придет спасать графство от разорения по имени Себастьян Грей, давно вдовевший старый граф решил лично заняться производством наследника и в данный момент болтался по Лондону, прицениваясь к возможным невестам.
И теперь никто толком не знал, как относиться к Себастьяну. Либо он сногсшибательно красивый и обаятельный наследник старинного и богатого графства, то есть главный приз на брачном рынке, либо он сногсшибательно красивый и обаятельный наследник дыры в кармане, то есть худший кошмар великосветских мамаш.
Тем не менее, его повсюду приглашали. И он был в курсе всего, что касалось лондонского светского общества.
Именно поэтому Гарри не сомневался, что получит ответ на свой вопрос:
– У графа Ридланда есть дочь?
Себастьян посмотрел на него с выражением, которое большинство сочло бы скучающим, но Гарри знал, что оно означает «ну, и дубина».
– Конечно, – ответил Себастьян.
Его интонации тоже говорили про «дубину».
– Зачем тебе? — заинтересовался Себастьян.
Гарри бросил быстрый взгляд в сторону окна, хотя и знал, что ее там нет.
– Она блондинка?
– Ярко выраженная.
–Симпатичная?
По лицу Себастьяна разлилась медленная улыбка.
– Более чем, по любым канонам.
Гарри вздрогнул. Какого черта дочке Ридланда понадобилось так пристально за ним наблюдать?
Себастьян зевнул, даже не попытавшись прикрыть рот и проигнорировав осуждающий взгляд Гарри.
– У столь внезапного интереса имеются причины?
Гарри подошел к окну, глядя на ее окно, которое, как он теперь знал, находилось на втором этаже, третье справа.
– Она за мной следит.
– Леди Оливия Бевелсток следит за тобой, – повторил Себастьян.
– Ее так зовут? – пробормотал Гарри.
– Она за тобой не следит.
Гарри развернулся.
– Прошу прощения?
Себастьян невежливо хмыкнул.
– Ты ей не нужен.
– Я и не говорил, что нужен.
– Ей сделали пять предложений руки и сердца в прошлом году, и их было бы гораздо больше, если бы леди Оливия не отпугнула нескольких джентльменов до того, как они выставили себя идиотами.
– Для человека, заявляющего, что ему «неинтересно», ты очень много знаешь об обществе.
– А я разве заявлял, что мне неинтересно? – Себастьян с деланной задумчивостью потер подбородок. – Как же я лгал!
Гарри смерил его взглядом, потом встал и подошел к окну. Теперь, когда леди Оливия ушла, он мог это сделать свободно.
– Там что–нибудь сногсшибательное? – тихо спросил Себастьян.
Гарри пропустил его слова мимо ушей и слегка повернул голову влево, хоть это и не слишком расширило его угол зрения. И все же она, вопреки обыкновению, не очень плотно задернула шторы, и если бы солнце не отсвечивало в стекло, ему бы открылся отличный вид на ее комнату. Прямо–таки наилучший.