А также, почему она – однажды, или дважды – говорила вещи, которые ни в коем случае не следовало произносить вслух. Правда, прошло уже два года с тех пор, как она назвала сэра Роберта Кента горностаем–переростком и, вообще–то, это было одно из самых мягких определений, рождавшихся у нее в голове.
Но хватит отступлений. Миранда теперь выполняла обязанности замужних леди, из которых Оливия тоже очень бы хотела составить список, да только никто (включая Миранду, и Оливия до сих пор ее за это не простила) не хотел говорить ей, что же делают замужние леди, кроме того, что не носят платья пастельных тонов, не нуждаются в постоянном сопровождении и регулярно производят на свет младенцев.
Оливия была совершенно уверена, что последнее заключает в себе что–то еще. Это что–то заставляло ее мать пулей вылетать из комнаты каждый раз, когда Оливия начинала задавать вопросы.
Но вернемся к Миранде. Она тоже произвела на свет младенца – обожаемую племянницу Оливии, Кэролайн за которую Оливия, не задумываясь, бросилась бы под чьи угодно копыта – и как раз собиралась произвести второго, а значит, была недоступна для регулярных послеобеденных бесед. И, поскольку Оливия любила разговоры – а также моду и сплетни – она начала проводить все больше времени с Энн, Мэри и Филоменой. А они, конечно, были занятными и незлыми, но вели себя глупо несколько чаще, чем хотелось бы.
Как, например, сейчас.
– Кстати, кто это «поговаривает»? – спросила Оливия.
– Поговаривает? – эхом повторила Энн.
– Да. Кто именно говорит, что мой новый сосед убил свою fiancée?
Энн замолчала и поглядела на Мэри.
– Ты помнишь?
Мэри помотала головой.
– В общем, нет. Может, Сара Форсайт?
– Нет, – уверенно покачала головой Филомена. – Это точно не Сара. Она только два дня назад вернулась из Бата. Может, Либби Локвуд?
– Это не Либби, – ответила Энн. – Я бы запомнила.
– Вот что я вам скажу, – вмешалась Оливия. – Вы не знаете, кто это сказал. Никто из нас не знает.
– Ну, я это не сама выдумала! – несколько вызывающе произнесла Энн.
– Я и не утверждаю, что это ты выдумала. Я бы никогда такого о тебе не подумала. – Это было правдой. Энн повторяла почти все, что говорилось в ее присутствии, но никогда ничего не придумывала. Оливия задумалась. – Вам не кажется, что подобные слухи нуждаются в проверке?
Ответом ей были три изумленных взгляда.
Оливия попыталась зайти с другой стороны.
– Просто для собственной безопасности. Если это правда…
– Так ты думаешь, что это правда? – спросила Энн тоном, каким говорят «ага, попалась!».
– Нет. – О Господи! – Я так не думаю. Но если бы это было правдой, то значит, его надо избегать.
Это заявление было встречено долгим молчанием, которое, наконец, нарушила Филомена:
– Моя мама уже велела мне его избегать.
– Именно поэтому, – продолжила Оливия, чувствуя себя так, словно продирается сквозь вязкую грязь, – мы обязаны установить, правда ли это. Поскольку если это неправда…
– Он красивый, – неожиданно произнесла Мэри. И добавила: – Правда, красивый.
Оливия моргнула, пытаясь угнаться за ходом ее мысли.
– Я никогда его не видела, – заметила Филомена.
– Он носит только черное, – доверительно сообщила Мэри.
– Я видела его в синем, – возразила Энн.
– Он носит только темное, – исправилась Мэри, сердито поглядев на Энн. – А его глаза… ох, они прожигают насквозь.
– А какого они цвета? – спросила Оливия, воображая себе самые неожиданные оттенки: красный, желтый, оранжевый…
– Голубые.
– Серые, – сказала Энн.
– Серо–голубые. Но пронзительные.
Энн кивнула. Видимо, последняя фраза не требовала исправлений.
– А волосы у него какого цвета? – спросила Оливия. Уж эту–то деталь они без сомнения упустили.
– Темно–каштановые, – хором ответили обе девушки.
– Как у меня? – спросила Филомена, накручивая локон на палец.
– Темнее, – заявила Мэри.
– Но не черные, – добавила Энн. – Чуть светлее.
– И он высокий, – произнесла Мэри.
– Они все такие, – пробормотала Оливия.
– Но не слишком, – продолжила Мэри. – Мне лично не нравятся долговязые.
– Да ты без сомнения сама его видела, – сказала Оливии Энн. – Он же живет в соседнем доме.
– Не думаю, – пробормотала Оливия. – Он снял дом только в начале этого месяца, а я на той неделе как раз гостила в загородном доме у Макклсфилдов.
– А когда ты вернулась в Лондон? – спросила Энн.