— Слышите, милорд? На улице шумит народ. Как он обрадуется даровому зрелищу!
Бриан схватился за задвижку.
— Ради Бога, что вы хотите делать?
— Не вставайте, милорд! Я хочу богатства ради нее. Час тому назад у меня похитили эту девушку. Итак, мне нужно золото. Вы отказываете мне, я хочу мстить.
Бриан отворил окно.
— Берегитесь, сэр! — вскричал Вейт-Манор. — Берегитесь, если вы намерены оскорбить меня перед этой глупой толпой!
Бриан встал на стул.
— Вы изволили не понять меня, ваше сиятельство. Я скажу только одно слово, но не имя вашего сиятельства. Еще раз, вы согласны?
— Нет.
— Уверяю вас, что вы не один раз раскаетесь в жестоком отказе. Итак, прощайте!
Бриан стал у окна и с грустью проговорил:
— Сколько народа там, и я уверен, что все, находящиеся здесь, знают о нашей вражде.
— Наконец я дождусь конца этой комедии! Угроза, не приводимая в исполнение, придает нам, трусам, смелость, — с усмешкой сказал Вейт-Манор.
— Милорд, — холодно ответил Ленчестер, — я ищу места, где бы вернее мог разбить себе голову.
Делайте все, что вам угодно, сказал граф, опускаясь в кресло.
— Благодарю, милорд. Но я говорил уже вам, что падение мое не удивит никого, все знают наши отношения друг к другу.
— Но кто же осмелится обвинять меня? — спросил Вейт-Манор.
— Все, милорд, потому что в истине слов умирающего никто не усомнится.
— Боже милостивый! — вскричал граф, поняв намерение брата. — Это низкое зло, Бриан!
— Почему же? Вы хотели меня застрелить? Я уверяю вас, что не присоединю никакого оскорбления вашему сиятельству; но, наконец, я выбрал место и вы, вероятно, мое восклицание услышите снизу. — И он сделал движение, будто хотел броситься вниз.
— Подождите! — вскричал Вейт-Манор. — Какое восклицание?
— Я скажу: «Сжалься, брат!»
Крупные капли пота катились по вискам Вейт-Манора, и он упал на колени.
— Сжалься! — с отчаянием произнес он. — Сжалься!
Вейт-Манор понял, что на него падало бы обвинение.
Бриан спустился на пол и помог брату встать. Пошли оба к столу, где Вейт-Манор подписал свое имя внизу листа бумаги.
— Ну вот, — слабым голосом сказал он, — довольны ли вы?
— Милорд! Я желал бы, чтобы вы сами написали добровольную уступку, — отвечал Бриан.
Вейт-Манор дрожащей рукой начал писать. Но в это время дверь тихо растворилась и Патерсон, никем не замеченный, положил на стол лоскуток бумаги на котором было написано чье-то имя. Едва граф прочитал бумажку, как с ужасом отодвинул кресло от стола и прошептал:
— Неужели мертвые восстают из могил? Или уж я лишился ума?
— Человек, написавший свое имя, желает вас видеть и переговорить с вами, — сказал Патерсон.
— Боже мой! Он здесь! — вскричал Вейт-Манор, — но я видел смерть этого человека… Простите, я сейчас кончу этот акт.
Потом он обратился к управляющему и спросил:
— Где же этот человек?
— В кабинете, милорд.
Граф тотчас же вышел и не возвращался более получасу. Ленчестер подошел к столу, чтобы взглянуть, что брат написал, но в это время взгляд его упал на бумажку, принесенную Патерсоном. Там было написано имя Измаила Спенсера! Им овладело изумление. Неясные подозрения, пробужденные рассказом Сюзанны, представились ему, он хотел бежать в ту комнату, куда ушел граф, но было поздно: граф шел ему навстречу с радостным видом.
— Извините, что заставил вас ждать, любезный брат.
Но вот что происходило в кабинете. Граф отправился туда в большом смущении. Патерсон следовал за ним. Человек, дожидавшийся его, желал переговорить с графом без свидетелей и поэтому велел удалиться Патерсону. Патерсон находился в затруднении: он не знал, оставить ему его господина или нет. Вид этого человека до того его пугал, что он с трудом решился выйти из комнаты.
— Вы, вероятно, не ожидали меня, — сказал незнакомец.
— Спенсер! Неужели это вы! — едва проговорил лорд.
— Я, милорд.
Вейт-Манор оглядел его с ног до головы.
— Это я, Измаил Спенсер, покорный ваш слуга, я жив и здоровехонек, как будто бы никогда не был повешен! — возразил незнакомец.
— Но… — начал было лорд.
— Но… — садясь возле кресла графа, прервал его.
— Спенсер, с тех пор, как меня повесили, я сделался для всех каким-то зверем. Хотя в этом нет ничего удивительного. Доктор Муре явился ко мне в темницу, и на шее у горла сделал мне небольшое отверстие, просунув в негр гусиное перышко. Это называют, кажется, фаринготомией. И когда веревка сдавила мне горло, я дышал через перышко.