— Не упоминай об отце, Снэль! — сказала Лу. — Он честный человек.
— Ну, ладно, ладно! Зато он и сидит без хлеба. Да дело не в этом, у меня есть хорошее местечко для Мича… А! Вот и джин явился. Прелестная Медж, не угодно ли откушать за здоровье твоего супруга.
— Моего супруга! — воскликнула Медж с изумлением, вынув изо рта трубку.
— Экой у нее здоровенный голос! — вскричал Снэль, нежно взяв соседку за подбородок. — Крикнет словно из рупора, Разве я не муж твой, моя красавица?
— А! — небрежно спросила Медж, взяв снова в зубы трубку.
— Какое же местечко ты хочешь достать мне, Снэлюшка? — спросил Мич.
— Слушай, зять, я переломаю тебе все ребра, если ты еще раз назовешь меня Снэлюшкой. Я думаю определить тебя на место… Умеешь ли ты лаять, Мич?
— Лаять?
— Да, лаять. Я вот умею мяукать. Слушай… — Снэль наклонил под стол голову и тотчас раздалось продолжительное громкое мяуканье.
Хозяйка таверны вместе со служанкой вбежала в чистую комнату с метлой, чтобы выпроводить незваного гостя.
Торжество Снэля было полное.
— Джину, колдунья Пег! — закричал он, засмеявшись. — Садись-ка поскорее на метлу свою, да тащи нам джину!
— Дай мне табаку, Мич! — еле выдавила Лу, у которой голова склонилась на бок и язык едва ворочался.
— Видел, зять, как я мастерски мяукаю! — вскричал Снэль. — А ты умеешь лаять?
— Это не даст же мне места, — сказал Мич, пожав плечами.
— Не даст? А сколько ты зарабатываешь в день?
— Два шиллинга, — дело известное.
— Ладно! А так, другими путями, сколько получишь?
— Говори тише, мальчишка!
— Я не мальчишка, сказано тебе, а бык! Сколько же ты получишь?
— Когда сколько, помаленьку живу.
— Помаленьку? — повторил Снэль, вытащив из кармана гинеи, полученные им в конторе Эдуарда и K°. — А я вот какие деньги зарабатываю, не кладя в счет посторонних доходишков.
— За то, что мяукаешь? — спросил Мич, с изумлением выпучив глаза.
— За то, что мяукаю, дорогой зять. Бесподобная Медж, я жертвую тебе один гиней.
Медж взяла две и не поблагодарила.
— А мне? — спросила Лу.
— Тебя я угощаю… Так, что же Мич?
— Я не умею лаять, Снэль.
— Нужно научиться… и будь уверен, что по моей протекции ты получишь место Сони. Он сегодня умер.
— Умер? — спросила Лу хрипло. — Джину!
— Джину, колдунья Пег! Сестру мучит жажда.
— Нужно промочить бедную слабую грудь ее. Подумай-ка, Мич, о моем предложении.
— Решено. Лаять я научусь.
На улице в некотором отдалении послышался глухой шум.
— Ага! Театр открыт! — сказал Снэль, вскочив с места. — Идем, Мич!
— Эй, Лу! — вскричал Мич. — Поднимайся, лентяйка, нужно идти работать! Поднимайся!
Чахоточная Лу открыла глаза и опять закрыла, опустив голову на стол.
— Жжет… здесь… горит! — проговорила она слабым, хриплым голосом, показывая костлявыми пальцами на впалую грудь.
Снэль и Мич торопливо вышли из таверны и вскоре приблизились к Ковент-Гарденскому театру. Здесь шумно волновалась громадная толпа народа, но только половина ее шла в театр; другую ее половину составляли воры и полицейские чиновники.
Толкотня была такая, какую трудно вообразить себе в цивилизованном городе. Воры «работали» с удивительной ловкостью и смелостью. Платки и кошельки улетучивались из прорезанных карманов, часы тоже исчезали с невероятной быстротой.
В толпе находилось и несколько знакомых нам лиц.
Посмотрите! Вон в тесноте пробирается человек словно змея. Руки его работают с изумительной ловкостью. Только куда исчезают вещи, которые он берет себе? Он ничем не брезгует: шелковые или полотняные платки, часы, кошельки, даже полы фраков и сюртуков, — все он забирает и все это умеет уместить в себе. Его руки постоянно полны и свободны. Но вот полицейский, должно быть, дурно пообедавший, хватает молодца врасплох. Вор обертывается к нему с приятной улыбкой.
— А, мистер Хендкуфс, очень приятно видеть вас! — говорит он с похвальной вежливостью. — Как здоровье вашей супруги, как цветут ваши малютки? Давно собираюсь зайти к вам с гостинчиком.
Полицейский чиновник также приятно улыбается, почувствовав в своей руке соверен.
— Добрый вечер! — продолжает проныра. — Поклонитесь от меня мистрисс Хендкуфс и деточкам.