Тим не прекращал попыток заткнуть болтливого Алекса и почти положил его на лопатки. Тот сопротивлялся и негромко ойкнул, и тогда Тим, потеряв равновесие, оперся о его плечо локтем. Теперь он неловко устроился сверху, прижав Алекса к полу. Тим попытался вернуться в прежнее положение, но Алекс схватил его руку, удерживая на себе. Ему стало очень, очень не по себе, ладони лежали на груди у Алекса, а ногами Тим недвузначно сжимал его бедра.
— Отпусти.
— А старичок Делано, который заведует летним театром, рассказывал, что призрак играет с занавесками, — заговорил Алекс. Его пальцы поглаживали ладони Тима, но тот понимал: стоит только попытаться освободиться, как вокруг рук сомкнется железная хватка. — А еще выключает те неоновые лампы в виде тюльпанов под потолком.
У Тима все внутри похолодело: его ноги что-то коснулось.
— Алекс, по мне что-то ползет.
— Это моя рука, идиот, — рассмеялся тот, и Тима охватил страх иного рода.
Ладонь Алекса продолжала движение, легко поднимаясь к колену, пока наконец не остановилась у него на бедре. Через тонкие брюки Тим чувствовал ее тепло. Внезапно призраки отошли на второй план, и он застыл, не зная, что предпринять.
В театре ходили слухи об ориентации Алекса, и Тим втайне надеялся, что правдивые.
— А Дейзи видела странного вида старичка в десятом ряду, она была на сцене, она сказала, что он был прозрачным.
Алекс продолжал касаться его, другая ладонь уже обосновалась на ягодицах. Он ненавязчиво подталкивал Тима опуститься, и когда тот сделал это, почувствовал, что Алекс возбудился.
— Что ты…
— Они нескоро вернутся. — Голос Алекса стал соблазнительно низок, отчего у Тима перехватило дыхание. — А если придут, точно не станут искать здесь, разве что ты будешь громко стонать.
Тим покраснел. К счастью, Алекс этого не заметил, ведь их по-прежнему окутывала темнота. И она делала прикосновения более отчетливыми и томными. Алекс первым поцеловал его. Всего нескольких толчков бедрами хватило, чтобы Тим не протестовал и позволил Алексу расстегнуть молнию на своих брюках. Где-то в недрах сознания билась мысль, что следует остановиться и потребовать объяснений, но Тим так и не сумел ухватить за хвост здравый смысл. Рука Алекса, ласкавшая его, спутала все карты. И Тим поддался. То разводил колени шире, подставляясь, то прижимался к Алексу, будто стараясь кожей считать его сердечный ритм. Тишина больше не пугала Тима, ее разбавляли вздохи и шорохи одежды. Он прикрыл глаза, лишь представил, что Алекс двигается в нем, и кончил, запрокинув голову назад.
Алекс не удержал стон через несколько секунд, он застыл на мгновение и расслабился, приобнимая Тима за шею. Тот думать забыл о привидениях, а потому едва различимый, но точно реальный смешок, раздавшийся секунду спустя из дальнего конца комнаты, стал для Тима отрезвляющей пощечиной.
— Ты это слышал? — испуганно прошептал он.
Мысль, что в комнате находится кто-то еще, скрывается в темноте, показалась ужасной.
— Призраки просто благодарят нас за представление, — в своей манере ответил Алекс.
Он еще не успел отдышаться, приподнялся на локтях, чтобы подтянуть брюки. Тим суетливо встал на ноги, постаравшись привести себя в приличный вид с помощью платка. А затем уселся рядом с Алексом. Далеко отходить Тим попросту боялся, мало ли что скрывалось во мраке.
— Слушай, Тим, тут точно есть призрак. — Шепот Алекса прозвучал жутковато.
— Чей?
— Призрак потерянной девственности. — Он ухмыльнулся, за что и получил тычок локтем в бок.
Со стороны коридора послышались веселые голоса, и Тим мгновенно подскочил, заколотив ладонями в дверь. Уже через несколько минут они оказались на свободе. Стул, служивший двери подпоркой, нашелся в гримерке, на том самом месте, где его взял Тим. Никто из ребят не признался в содеянном, и все, как один, уверяли, что из кафе не отлучались. Тиму пришлось смириться: они столкнулись с привидением, как минимум с чем-то ненормальным. Тим подумал, что обязательно покопается в архивах местных библиотек, поспрашивает у работников театра, постарается узнать все о противных призраках, живущих в «Эмпресо».
Они с Алексом остались в гримерке одни, и Тим ощутил стеснение.
— Поужинаем вместе? — Алекс, напротив, выглядел очень расслабленным, он подошел к Тиму и поправил ворот его рубашки, задержав руку на шее.
— А у тебя дома нет привидений?
— Вроде бы не появлялись, но без них немного скучно, да? — Тиму показалось, что его глаза на секунду полыхнули желтым, прямо как те, в комнате, но, может, это просто нервное перенапряжение?
Алекс наклонился и поцеловал его.
========== Постановка. Настоящее (романтика) ==========
Марк беззвучно идет по широкому, вымощенному плиткой коридору. Он почти крадется, перекатываясь с пяток на носки. Его здесь знают, но Марк обходит людные коридоры стороной, в зал входит на цыпочках и расслабляется только тогда, когда видит, что на сцене остался один человек. Его человек. Высокого актера освещают лампы под потолком, и только они не дают помещению погрузиться во тьму.
На подмостках расставлен реквизит. Его слишком много для одного действия, мимоходом отмечает для себя Марк, наверняка решались организационные вопросы. Среди множества атрибутов, которые стараниями художников, декораторов и костюмеров выглядят словно из другой эпохи, сидит Алан, вольготно закинув ногу на ногу. Он должен казаться чужим в таком окружении, облаченный в яркую футболку и темно-синий пиджак, в джинсах, с серьгой в ухе, но, напротив, лишь довершает картину.
Вне сцены Марк редко позволяет себе изучать Алана настолько откровенно. Тот начинает возмущаться, а Марк — чувствовать себя эмоционально обнаженным. Иной раз, конечно, хочется выставить восхищение напоказ, чтобы Алан зарделся, смутился и томно опустил взгляд в пол. Отчего-то его не стесняет внимание сотен зрителей, но заинтересованный взгляд Марка неизменно вгоняет в краску. Ему хочется думать, это оттого, что только с ним Алан настоящий, без театральных масок и заученных реплик.
Размышляя об этом, Марк неспешно шагает между рядами. Половицы поскрипывают под его весом, но Алан продолжает сосредоточенно вчитываться в рукописи. Сегодня он Макбет, жертва и палач в одном лице. Марк не помнит, какой внешностью наделил Макбета Шекспир, но, смотря на Алана, он готов поверить, что перед ним жадный до власти полководец. Взгляд его голубых глаз временами гипнотизирует, движения завораживают, что и говорить о бархатном тембре голоса, волнующе звучащем у самого уха.
Марк поднимает руку, бросая взгляд на часы. Репетиция закончилась больше тридцати минут назад. Он делает несколько шагов вперед, не отрывая взгляда от сидящей прямо по центру сцены фигуры, и принюхивается. Кажется, что обоняние дразнят абрикосовые нотки парфюма Алана, смешавшиеся с ароматом нагретой софитами ткани, а еще тянет затхлостью из подвала, расположенного под сценой. Его приветствие разносится по залу эхом, разбавляя едва различимое жужжание световых приборов.
Алан вскидывает взгляд; первые несколько секунд на его лице нет ничего, кроме замешательства, словно он не узнает Марка. И это пугает. Но потом Алан улыбается ему, по-детски кривится и жестом приглашает на сцену. Марк держит дистанцию, присаживаясь напротив, хотя их никто не видит (а если бы и видел, в театральной среде к подобному относятся с пониманием, как не устает напоминать Алан). Его едва заметная ухмылка служит приманкой. Хочется смотреть на нее вечно, на него всего, потому Марк и приходит в этот театр. Он пододвигается ближе и берет Алана за руку. Она прохладная, как и всегда, когда тот взволнован. Марк ведет кончиками пальцев по его запястью, не выпуская ладонь. Вырисовывает хаотичные линии и без спроса закатывает рукав пиджака до локтя, оголяя кожу. Он поднимает взгляд на Алана, замечая, как ускорилось его дыхание.