— Разве можно, когда такое настигает нас, подобно летней туче, быть спокойным? — произносит тот, и лицо Марка становится изумленным. Он перемещается еще ближе, теперь они соприкасаются коленями. — Я сам себя не узнаю при мысли, что вы способны это созерцать, — интонация Алана становится другой, более кроткой. Он почти забавляется ситуацией и ждет от Марка продолжения представления.
К сожалению, тот не знает наизусть сотню-другую пьес о любви, потому отзывается невербально, чтобы не портить атмосферу. Он опускается перед Аланом на колени, обводит пальцами голень, забравшись под брючину, и, не разрывая визуального контакта, ведет рукой вверх, сминая ткань свободных джинсов. Марк целует его бедро сквозь ткань и, подняв взгляд, тихо шепчет: «Красивый».
— Ловлю тебя на слове, — заговаривает Алан, ставя локти на колени. — Лишь назови меня своей любовью, и заново я буду окрещен. И навсегда свое утрачу имя. — Его глаза смеются, Марк видит. Но его все равно пробирает дрожь. Наверное, это талант: заставлять верить, что произносятся не просто реплики, что это его слова.
Ладони остаются по-свойски лежать на коленях, но через мгновение Марку приходится убрать их: Алан усаживается сверху, возится, принимая удобное положение.
Марк обхватывает Алана за поясницу руками.
— Мой милый друг, смягчи свой хмурый взор, будь бодр и весел на пиру сегодня.
Марк тихо смеется и коротко целует его в щеку. Алан слишком близко, чтобы можно было побороть желание его касаться, водить ладонями по спине, забираясь под футболку. Всего на секунду Марк приходит в себя, он оглядывается назад, проверяя, не стал ли кто, часом, свидетелями их маленького представления, но зрительный зал по-прежнему пустует. А потому он подтягивает Алана ближе к себе и спрашивает:
— Чего ты хочешь?
Тот задумывается или просто подбирает нужную цитату. Обычно Алан настолько вычурно в разговорах не изъясняется, но сегодня решил следовать правилам своей маленькой игры до конца. Он прищуривается и выдает:
— Ты можешь исцелить болящий разум? Из памяти с корнями вырвать скорбь, стереть в мозгу начертанную смуту, и сладостным каким-нибудь дурманом, — пошло хмыкает он, — очистить грудь от пагубного груза, давящего на сердце?
Марк не показывает удивления, не торопясь расстегивает молнию на штанах и просовывает ладонь. Алан отзывается мгновенно, вздыхает на ухо и приподнимается, чтобы Марку было удобнее двигать рукой. Он горячий, почти горящий. Была бы ситуация иной, Марк бы задумался, почему Алан так возбужден, но его ладони подрагивают от предвкушения, а сам он не может отвезти взгляд от такого жадного к прикосновениям Алана в объятиях. Он водит вверх-вниз, размазывая смазку по стволу, и шепчет Алану на ухо всякие глупости о том, как он красив и великолепен. Сейчас можно, тот все равно не запомнит или сочтет его слова несерьезными. Марк начинает двигаться быстрее, Алан уже почти стонет, безвольно свисает на его руках, сотрясается в предвкушении оргазма. Огромное помещение разносит звуки эхом, Марку становится так невыносимо хорошо, когда он чувствует влагу на ладони, а Алан обессиленно опускается сверху, утыкаясь ему лбом в плечо.
Алан не может отдышаться с минуту, с румянцем, взмокший, Марк настолько увлечен этим зрелищем, что забывает о собственном дискомфорте. Он решает справиться с этим как-нибудь самостоятельно в туалете, пока Алан будет собираться.
— Что? — Марк дает тому отстраниться. — Нет подходящей фразы для этой ситуации?
— Иди к черту, — беззлобно выдает Алан, смеясь. Он увлекает Марка в поцелуй, за которым следуют быстротечные ласки и почти мучительная разрядка.
Проходит вечность, прежде чем они поднимаются на ноги, и Алан суетливо осматривает сцену, на которой они валялись: не осталось ли следов безобразия.
— Каково будет тут играть после случившегося?
— Я смею все, что смеет человек, — кротко говорит он и берет Марка за руку.
Они уходят прочь со сцены через кулисы. В коридорах ни души, охранник в холле верно и не слышал ничего, а осветители вернутся позже. Алан заводит Марка в свою гримерку и запирает дверь. Марк хочет напомнить о брони столика в ресторане, но когда он поворачивается к Алану, тот уже стягивает с себя штаны с таким выражением лица, что становится очевидно — не затем, чтобы переодеться. Слова застревают в горле.
Комментарий к Постановка. Настоящее (романтика)
Сладость или гадость, ребята? 🎃
========== Вверх дном. Будущее (пост-ап) ==========
Дастин выкатил из полуразрушенного гаража велосипед, перекинул через него ногу и оттолкнулся пяткой от асфальта. На дороге к театру прибавилось несколько выбоин. Дастину подумалось, что ночью снова перевозили технику к Манчестеру, никто не озаботился тралами или траками, да и резиновые накладки, щадящие асфальт, перестали использовать в прошлом месяце. Дастин повернул на улицу, которую теперь именовали главной. Город недалеко от Лондона у них и до этого был небольшим, но когда неразрушенными остались четыре улицы — надобность в названиях отпала.
Люди придумали для них обозначения по сторонам света, а шоссе, ведущее к госпиталю, назвали Центральным, так было легче общаться с беженцами с юга. Дастин замедлил ход у магазина Уолесса, рассматривая через витрину, остались ли на прилавке быстрые обеды для разогрева в микроволновке. Самая ходовая еда в городе, между прочим, а завозили ее, как и остальные продукты, раз в две недели. Дастин ощупал карман, поддаваясь импульсивному желанию позавтракать, и тут же вспомнил, что денег с собой не взял — собираясь на работу, проявил небывалое благоразумие.
Главная площадь ушла под землю еще на несколько метров, Дастин объехал ее по широкой дуге, но не удержался: бросил взгляд на плазму (остатки от термоядерной бомбы).
Он так и не избавился от ощущения, что смотрел на нечто живое, копошащееся и борющееся за жизнь, которая непременно остановится, когда температура опустится ниже сотни градусов. А пока плазма жила, может, в ней до сих пор происходили какие-то реакции, этого Дастин точно не знал и не пытался выяснить.
Ветер поднял с асфальта пыль, когда он уже подкатил велосипед к зданию театра. Датчик гамма-излучений негромко запикал у Дастина в заднем кармане и затих, только когда он вошел внутрь. В холле с ним поздоровались Эллис, Кайл и Риз. Последний выглядел растерянным (как и всегда в день выступления). Дастин ощущал незначительное раздражение из-за пустого желудка и бросил гневный взгляд на Кайла. Именно из-за задержек с заработной платой Дастин не успел поехать в оптовый маркет в соседнем городе, где продукты продавались в среднем в два раза дешевле.
— Времени осталось не так уж и много, — вместо ответа на приветствие Дастина сказал Кайл. Он напялил на себя дорогой костюмчик из магазина, словно это до сих пор имело значение. — Но вам точно хватит на одну полноценную репетицию.