В дверь постучали. Я изумилась, что в дверь постучали!
– Да-да, войдите! – крикнула я, облокотившись на подоконник.
Кто-то отпер замок. Помедлил.
В щель просунулась седая головка дряхлой старушки.
– Девуш-ш-шка, пош-ш-шли! – шамкая, поманила меня старушка.
Я оправила платье и косички. И медленно вышла в коридор.
«Как себя вести с новой персоной?» – волновалась я.
Вести не пришлось никак.
Старушка, пыхтя, потыкала клюкой в сторону одной из дверей. Указав на манивший просветом вход в третью, считая слева от моей двери, комнату. И юркнула в ближайшую дверь справа.
Первым делом я осмотрела стены: кровь с них не текла. Коричневая окраска стен пахла свежо – их подновили недавно!
Идя к указанной мне призывно распахнутой двери, я вздрогнула при виде ушей, ползших по плинтусу. Но почему-то не остановилась.
Два крупных розовых уха ползли рядом со мной, чпокая – словно бы на внутренних присосках, обращенных к плинтусу. Но возле темной двери, мимо которой я прошла, уши свернули – и зачпокали вверх по стене. И вдруг замерли, прислушиваясь.
А я-то полагала: фразу «Имею уши!» Бесли сказала Фелю о своих личных ушах!
Впрочем, учитывая проблемы с ногами тетки, может, эти гулявшие уши и были – ее личными. Ведь седые космы и черная фата прикрывали на голове Бесли те места, где, может, и не было ушей!
Вступив в нужную комнату, я обнаружила там восемь человек. Притихших, прятавшихся – в тень ширм и шкафов – от вешних златых лучей, струившихся в открытые окна.
Комната – весьма велика. В ней – шесть столов и две дюжины стульев. Между дубовыми шкафами притаились низкие кресла и криволапые пуфики.
У меня закружилась голова. От надежды: сколько важного о Лондвиссе можно тут выспросить!
Нормальные люди нередко склонны лгать. Умалишенные – тем более. С той разницей, что последние – как правило, сами верят своей лжи.
Не сомневаюсь: собирая сведения в психушке, любой собиратель нагребет охапки неправды. Но схожие сведения, полученные из уст разных людей, могут оказаться полезными. И даже – истинными.
Присев на первый попавшийся стул, я прилегла грудью на стол и прикрыла глаза – будто бы расслабленно и сонно.
До моих собственных, нигде не гуляющих, смирных ушей стали доноситься шепотки.
– Хорошенькая... Сладкая, поди... – густо шептал мужской голос. – Ей, наверно, плохо...
– А я слыхала, что Феля от нее рвало... – торопливо сплетничал женский голосок. – Ей же, впрочем, и лучше – хотя бы немного протянет...
– А мне-то уж совсем чуток и – финиш... – шуршал старческий хрип. – Да уж ничего, видать, не попишешь – все сроки вышли...
Я с наслаждением впитывала в себя обрывки тихих фраз, сдавленных страхом. Кое-что уже прояснилось: жертвы, похоже, знали свою горькую участь. В моем мозгу возник едкий вопрос: «Почему они не бунтуют?»
– День добрый! Рад представить вам нашу новенькую! Прошу не любить, но не жаловаться! – зазвенел над моей головой противный голос доктора. – Марта, встань!
Я поднялась со стула и понуро уставилась в пол.
– Члены Клуба умалишенных рады видеть вас в своих рядах! – провозгласил господин Ротферс. – Не так ли, леди и сэры? Голосуем, дорогие мои!
Я окинула собрание психов любопытным взором. Все они – да, именно восемь человек! – уже стояли по стойке смирно, подняв правые руки в знак согласья.
– Отлично! Я удаляюсь! – Доктор разбил очередную хрустальную вазу – его мерзкий смех вызвал у меня нервную дрожь. И, вероятно, не только у меня.
Тощий тиран вышел.
Толстый мужчина прикрыл за доктором дверь.
И почти все бедняги мгновенно обрели громкость.
– А мы знаем, что ты – Марта!
– Не повезло тебе, дочка!
– Ха-ха! Расскажи, как Феля рвало! Вот ведь – хохма!
О! Многое еще нашумели мне психи нестройным хором!..
Клуб умалишенных принял меня покорно и приветливо.
VIII. Одна упорная мышь
VIII. Одна упорная мышь
Мои новые знакомцы гомонили до тех пор, пока в комнату не ворвалась Бесли.
– Молчать! – рявкнула она. – Чег-г-го орем? Чег-г-го нарываемся?!
Все мигом показушно заткнули свои рты кулаками. Я, увы, осталась стоять, разинув рот от неожиданности. Не иначе как мою смекалку сбил с толку недавний нестройный шум!
Бесли подскочила ко мне. Я тупо уставилась: где же теткины уши? Но седые лохмы надежно прикрывали отсутствие или наличие розовых ходоков.