– Чег-г-го пялишься? Чег-г-го хошь? – загоготала надзирательница. – Держи г-г-глаза вниз, прячь г-г-гордыню!
Я моментально стала «держать глаза вниз». Но внутренне усмехнулась: «Похоже, и этой злыдне живется в Крове несладко! Кто-то ее взвинтил! Скорее всего – чумовой доктор!»
– Не орите на девочку, Бесли! Молоденькая же она совсем! Жалко, поди! – внезапно пробасил толстяк. – У нее же и так, у бедняжки, – кровушка тухлая!
Я осторожненько подняла глаза. Исподлобья наблюдая сценку с толстяком, я прикусила губы, чтобы сдержать гнев и не вмешаться.
Ведь после слов «кровушка тухлая» Бесли буквально взорвалась от злости.
– Кто донес?! – завопила она. – Кто не в свои дела нос сунул? Кто сплетни разносит? Кто репу-репу... Й-ё, чтоб!.. Кто престиж нашего Крова подрывает?!
Как оказалось, жертвам запрещалось понимать, что они – жертвы.
Минуты три длился визгливый допрос. Бесли хватала за шкирку и трясла всех поочередно.
Разумеется, никто не сознался в своей виновности в краже, а также – в утечке и растечке по Крову секретной информации.
Бесли, угрюмо сопя, хлопнула в ладоши – дверца ближайшего шкафа открылась, оттуда вылетела короткохвостая плетка. Ухватив ее за рукоятку, Бесли стеганула толстого прямо по лицу. Он взвыл.
– Молчи, урод! – кричала бестия, нанося удары. – Чтобы все вы тут языки себе сами пооткусывали! А то еще мне возиться после – отрезать! Й-ё, чтоб!..
Толстый заслонял лицо руками – злыдня хлестала его со всей силы, кровь уже лилась.
– Что всё-то – по морде да по морде! – хрипло пролаял высокий парень с черными вихрами, вздыбленными надо лбом.
– Каши хочешь, Тратор?! – загадочно и зловеще спросила Бесли. – Три дня на каше, а?!
Парень нырнул за ширму.
Отшвырнув плеть – та тут же зазмеилась на прежнее место в шкафу, – Бесли заявила уже менее злобно:
– Всем – наукой! И тихо тут! Скоро обед!
И удалилась прочь на своем невидимом колышке-телотаскателе...
Две девочки – лет десяти на вид – прикатили зеленую каталку. На подобных каталках людей возят в операционную. Или трупы – в морг. Но на той красовались подносы, уставленные плошками и чашками. Четыре подноса; десять плошек, десять чашек. Один комплект посуды – лишний. Или кто-то опаздывает...
От еды приятно веяло густым мясным духом.
Все мы разобрали порции, уселись за разные столы. Широкая комната позволяла нам не кучковаться и кушать на просторе.
Даже вихрастый парень, к моему тайному удивлению, устроился подальше от побитого толстяка. Видимо, я ошиблась, предположив, что эти двое – закадычные друзья.
Уплетая тушеную картошку с мясом – очень горячую, сочную, сытную, – я краем глаза заметила нечто серенькое, шустро прошмыгнувшее справа от моего стула.
Инстинктивно поджав ноги, я продолжала жевать. Ну, мышь – и мышь! По сравнению со всем остальным – невелика проблема!..
Запив обед несладким чаем, зачем-то загодя испорченным холодным молоком, я засомневалась: стоит ли губить вышитую лиловыми фиалками белую салфетку из мягкой ткани?
Жертвы безжалостно утирали такими же салфетками свои губы, носы, а толстяк – еще и сочившуюся кровь. Я вздохнула – и примкнула к числу психов, портивших прекрасное рукоделье.
Серенькая мышка – довольно упитанная, кстати сказать, – вылезла из-под дальнего шкафа и неспешно поползла в мою сторону. Вроде как – на пути обратно!
Ну, одно дело, когда что-то заразное прошмыгнет быстренько мимо – и всё. Другое дело, когда оно медленно прет прямо на тебя, нагло задрав головку и адски блестя красными глазками!
Я взвизгнула. И забралась с ногами на стул.
Но потом не сдержалась – схватила ближайшую жестяную плошку, спрыгнула на пол и стала нещадно лупить мышь.
– Во дает! – прохрипел парень. – Эй, Марта! Не прибьешь! Бесполезно!
Я распрямилась. Мне запоздало стало жаль мою жертву.
Но серая «жертва», как ни в чем не бывало, топала себе дальше – под мой стул, через половину зала, к дальней ширме!
Растерявшись, я мешком осела на стул.
Толстяк, прикрывая лицо салфеткой, подошел ко мне и бухнулся рядом, едва не сломав свой стул. Тратор, лохматя вихры мощной ладонью, приблизился и встал подле нас.
– Смотри на часы, тупица! – пролаял он резко. И ткнул большим пальцем левой ручищи себе за спину.
Там, на комоде, всунутом в простенок меж окнами, тикали старинные часы – эдакий коричнево-красный столб с элегантным циферблатом в золотых завитушках.
Тратор выразительно хмыкнул:
– Ровно в два – опять!
Толстый подхрюкнул. Остальные шесть едоков допили чай и уставились на нас со своих отдаленных мест.