– Так-так-так... Очень хорошо... – Меня осенила кое-какая догадка. – Не поймали, значит?..
– Ну, вроде так... – Вампир скукожился. – Но больше таких удач не случалось. Обычно всех ловят... Марта! Что с тобой, лапка?!
Я с блаженной улыбкой идиотки залюбовалась пальто и сапожками.
«Вот, значит, как?! – радовалась я. – За глупую гусыню меня приняли? За тупую Эльзу из дурацкой сказки? Не на ту напали!»
– Ты чё, реально свихнулась, лапка? – В голосе Феля бултыхалась тревога. – Вот такого расклада не надо, лапка! Э-эй?!
– Нет, Фель! – твердо произнесла я. – Я не рехнулась. Напротив, у меня прояснение!..
В замочной скважине простой двери заковыряли ключом.
Вампир индейцем выскользнул в потайную дверцу.
Я прилегла и затаилась...
Бесли подошла ко мне. Поставила шандал с тремя свечками на подоконник. Молча толкнула меня – так, чтобы я перекатилась на живот. Молча же задрала подол моего платья. И принялась стегать меня змеей-плетью.
Карательница не промолвила ни единого обвинительного или поучительного словечка. Даже ни разу не выругалась. Она просто выдрала меня так старательно, что я потом пару недель не могла присесть...
Я закусила угол наволочки, уткнулась носом под подушку. И тихо выла, стараясь не шевелиться.
Да, мне было больно, противно, обидно. Да, мне хотелось вскочить, вырвать плеть, оттолкнуть злыдню, и, вопя, помчаться прочь – по коридорам, ища спасения.
Но чего бы я добилась? Разве что – еще более худшего наказания. А то и смерти.
И потому я лишь старалась не раздражить злыдню еще сильнее. Ведь Бесли вполне могла меня серьезно и непоправимо изуродовать!
Мне повезло: большая часть порки пришлась по мягкому месту. Мою спину плеть лишь слегка попортила. И, самое главное, Бесли не тронула мое лицо.
Мне повезло в ту ночь – дважды! Потому что, когда я, уже не в силах больше терпеть, собиралась вырваться из-под плети – как забитый обезумевший зверок, потерявший способность мыслить разумно! – в тот самый миг в палату зашла шепелявая старушка и отвлекла пыточницу:
– Пош-ш-шли, Беш-ш-шли! Дох-х-хтор ж-ж-ждет! Новиш-ш-шок у наш-ш-ш!
И Бесли поспешно отправилась знакомиться с новеньким несчастным, угодившим в Кров Умалишенных...
Может быть, это прозвучит странно и дико, но я скажу вам правду. После ухода злыдни я остро испытала три особенных чувства: гордость, уверенность в себе и ехидство по отношению к врагам.
«Мое лицо не изуродовано, а задничка – заживет. Мне понятно, как катальщица обнаруживает беглецов, – заливаясь слезами от боли в истерзанном теле, хмуро улыбалась я. – Если злыдни считают, что меня можно усмирить – они здорово заблуждаются! Я сбегу! Или сдохну! Но, все-таки, скорее – сбегу!»
Поучение, полученное мною от Бесли, не смогло забить во тьму мое прекрасное озарение. Я улыбалась!
XII. Рекомендательное письмо
XII. Рекомендательное письмо
Теперь-то мне уж больше не приходилось симулировать недомогания!
Кровь из носу во время – или после? – вихря, устроенного катальщицей; кровь, пущенная из меня колдовской змеей Бесли; кровь, которой обливалось мое сердце, когда я вспоминала о прежнем, потерянном мною, мире...
Кровь, кровь, кровь!..
Текшая по стенам кровь – о, на рассвете я снова ее увидела! Уже в собственной палате! И она испарилась бесследно через несколько минут – в алых лучах зари! Кровь улетучилась, а страх остался!..
Выйдя к завтраку в общий зал – меня выпустила из палаты шепелявая, – я уныло установила: старичка уже выпили – его здесь нет.
Тролль – мрачный, нахохлившийся, – прогромыхал в мою сторону:
– Салют, драная жопка! А ты – не бегай, вкусняшка!
Сестры хихикали в углу, косясь на меня, перемигиваясь и приговаривая: «Вот – хохма! Ой, умереть – не встать! Хохма-то какая! Хи-хи-хи!..»
Вервольф и банкрот выражали мне сочувствие осторожными ласковыми взглядами. Синие глазищи Тратора и серые глазки Мандера выплескивали волны жалости.