Перед качелями темнело что-то громадное, бугристое. Вроде кучей наваленных тридцати-сорока мешков со свеклой.
При виде меня толстое нечто неспешно зашевелилось. Я замерла, различив черные лапы, каждая из которых толщиной – с меня саму!
Чудовищный зверь выступил из тени вяза. Белый лунный свет озарил лохматую морду размером с половину моей кровати! Глаза чудовища – с плошки для психо-каши! – засасывали меня, как черные бездны. Или – черные дыры?
Алым всполохом озарила мой ум сценка из сказки «Огниво». Адский пес!
Однако же, чудовище мало походило на пса. Скорее – на гигантского медведя, заросшего длинной черной шерстью. И – чрезмерно хвостатого.
Вставши на задние лапы, сонно раскачиваясь из стороны в сторону, чудовище пошло на меня. Как фашистский танк – на безоружную жертву.
Сознание мое как бы оцепенело. Но какой-то его краешек шевельнулся унылым ужасом. «Медленно отступай! Не трави зверя! Не беги!.. Что толку?!» – печально посоветовал мне он, тот краешек.
Я попятилась...
Я пятилась от чудовища, не находя решения: «Куда же мне отступать? Куда спрятаться?»
Ужас залил мою душу.
Мой хвостатый кошмар оказался – не славным дружком-вервольфом! Не просто-напросто крупным волко-псом с плохим характером! Не хамистым пушистиком, которого можно приласкать, приручить!
О, нет!
Лохматые уши Тратора-оборотня трепетали черными пиратскими флагами на высоте десяти метров. Когтистые лапы жадно тянулись к добыче. В черных зрачках пыхал кровавый огонь – жажда охотника-людогрыза.
А из-за спины, приветливо вихляясь, то и дело выглядывал хвост, опушкой напоминавший молодую сосну, выкрашенную в черный цвет.
Разминаясь перед охотой, чудовище затопталось, вертя боками. Я завороженно осмотрела двухметровый хвост, горбатую спину, львиный загривок...
– Вот, дура-девка! – раздался позади меня сопливый возглас банкрота. – Мчи сюда, Марта! Лестницу приставь!
Я бросилась – со всех ног бросилась! – в ту сторону, откуда донесся голос, отрезвивший меня.
Высунувшись в окошко своей палаты, толстяк то призывно всплескивал пухлыми руками, то указывал ими куда-то вниз.
Счастье! В паре метров от окна валялась садовая лестница!..
Раздалось хищное рычание. Близко!
Затем – протяжный вой. Зловещий, леденящий кровь в венах жертвы, намеченной вервольфом. Такой вой, будто бы разом стонет целая сотня волков!..
Руки мои задрожали. Лестница из них выскользнула: шмяк!
– Марта! Соберись! – пропыхтел мой болельщик, наполовину высунувшись в окно. – Ставь! Тратор уже близко!
– Да! – крикнула я звонко. И, ухватив лестницу, приставила ее к окну, взлетела по ступенькам. И откинула деревянную спасительницу назад, в сад.
Я спрыгнула с подоконника внутрь комнаты. Замерла, озираясь. И юркнула под большой стол, стоявший в дальнем углу комнаты банкрота.
Я услыхала глухой хлопок и визгливый скрип – толстяк заблокировал окна.
«Лазят ли вервольфы в закрытые окна?! – волновалась я. – Наверно, нет! Ведь моя палата тоже – на первом этаже, но никто пока стекол не выбивал и внутрь не заваливался...»
– Ты – дура, Марта! – сообщил мне толстяк, заглядывая под стол. – Не бойся! Всё уже.
Я выползла наружу, облегченно вздыхая.
– Головка совсем, что ли, ничего не варит, малышка? – сочувственно просопел гриппующий толстяк. – Тратор ведь не соображает по ночам-то! Ни капли души! Он же – вервольф, а не овчарка! Он даже меня – не узнал бы!..
Я плюхнулась в кресло. Ой! Скривилась: попка трещит от боли!
Перекатилась в кресле на бок. Нащупала рукой рыхлый бархат обивки.
Обвела комнату зорким взглядом.
Пять свечей! Барахла – навалом! Мебель – красное дерево с лакировкой!
– А у вас, банкир Мандер, шикарная обстановка! Не чета моей! – внезапно позавидовала я. – Не такой уж вы и банкрот!..
Мой спаситель расхохотался.
И долго-долго смеялся, утирая сопли батистовым шейным платком.
XIV. Три решения
XIV. Три решения
Не настолько наивная, чтобы полностью доверять женатому мужчине, промотавшему состояние ради голых ног балерин, я вполне отдавала себе отчет: симпатия банкрота ко мне – вовсе не платонического свойства.
Я – молоденькая и хорошенькая, – хотя и не выставляла ноги напоказ; да и почти постоянно играла роль понурого ослика, – я испытывала уверенность, что вампир, банкир и вервольф заметили во мне какие-то прелести.
Мне не особо интересно было знать – какие именно. Наверное: волосы, глаза, голос.
Почти всё остальное – пряталось под тканями.