Остро нуждаясь в сочувствии, я вылезла из фортеля. И направилась было к Белянке – жаловаться. И тут-то коварный сэр Случай подключил – к порче летнего дня – второе зло.
Узкая и грязная улочка с двумя рядами двухэтажных обшарпанных домов была мне знакома!
«О! Где-то рядом должен быть люк! Мой люк! Путь обратно – в мой хороший далекий мир!» – помыслила я.
Когда Фортиссимо вернулся, то нашел меня уже в сотне метров от лошадки.
Я уже нацепила свое пальто. И теперь совала кучеру все свои деньги, прося поднять крышку люка, спустить меня вниз – и закрыть ее надо мною.
– Прекратите горячку, мисс Марта! – свирепо прорычал кучер. – Что я, зверь какой, чтоб девицу в канализации топить?!
Взяв себя в руки, я более-менее толково наврала кучеру, что месяц назад уронила в открытый люк дорогой браслет. А полисмен-негодник запер люк – не пустил меня поискать! И обругал еще, да!..
– А крышку зачем закрывать? – недоверчиво пробурчал кучер.
– Браслетик светится в темноте! – нашлась я. – Особый сплав!
– Да уж! У нас в Офширно чего только не сочинят! – заявил кучер.
Я думала, что гонщик мне не поверил. Но из дальнейшей речи стало ясно: кучер имел в виду сочинения ювелиров...
Я заплатила помощнику четверть фунта. И Фортиссимо, сияя и от радости, и от натуги, сдвинул тяжелую крышку с нужного мне люка.
Маленькая железная лестница заскрежетала подо мною. Неприятное ощущение влажной ржавчины на ладошках заставило меня поморщиться.
Спустившись, я огляделась.
Темные трубы – кажется, медные, а, может, и нет, – тянулись вдоль почерневшей стены, удаляясь вглубь узкого коридора.
Чудовищно воняло сточными водами. Под ногами чавкали нечистоты.
– Мисс Марта! – позвал кучер сверху, склонясь надо мной. – Поиграли – и ладно! Будет уже, мисс Марта! Вылезайте-ка, пока полиция не вмешалась!
– Запирай! – крикнула я решительно. – Запирай, водила!
Кучер послушался.
Сперва стало темно, как... В том месте, куда нормальные люди не заходят...
А потом голубенький узкий лучик просочился в какую-то щель в потолке коридора – и мне стала неплохо видна крупная жирная крыса.
Крыса сидела, умываясь, в паре метров от меня. Я ойкнула.
Крыса перестала дрыгать лапками. Замерла. Потом встала на задние лапы. Задрала нос повыше. Задергала усами, принюхиваясь.
И, подпрыгнув, как каучуковый мячик, бросилась мне в лицо!
Я увернулась. Крыса повисла на моей спине, цепко держась когтями за мое пальто.
Я завертелась волчком, дергаясь всем телом, чтобы крыса упала. Ткань пальто затрещала. Крыса отлетела в сторону. Ударилась о трубу. Вскочила. И замерла в боевой стойке, примериваясь для нового нападения.
«Сыр! – метнулось у меня в голове нужное слово. – Сыр!»
Я выхватила из кармана огрызок – и швырнула его крысе.
– Кушай, кушай! – спокойным тоном посоветовала я. – Кушай, крыса, пожалуйста!
Зверюшка не сразу выбрала: с чего начать – с леди или с сыра? Но, к счастью, по мнению носа крысы, сыр пах лучше, чем я. Сыр победил.
С отчаянной надеждой в душе, я шустро взобралась по лестнице, пока крыса приканчивала добычу. Люк открылся, как только я его коснулась.
– Ни стыда у вас, ни совести нету, юная леди! – с весомо ругательной интонацией загудел кучер, вытаскивая меня в проклятый серый мир. – Блаженный-то за ваши-то шалости у меня часы насовсем отберет! Он же мне круто повелел: «Доставить мисс Марту к бабушке – целой и невредимой!» И, как я понял, не – к целой бабушке, а – целую Марту!..
Вот так, значит?! Блаженный командует? Дарует и отбирает часы?..
Странные вещи творятся в здешнем мире...
Но я – привыкну!
У меня ведь нет иного выбора.
Два зла плюс крыса – эти три зла окончательно прикончили прежнюю Марту Ронскую, школьницу Союза каких-то там республик.
Мой крысиный портал в другую сторону – не работает!
Отлично!
Я – Марта Ронс, гражданка Офширно. Я – железная сирота и туманная леди.
У меня нет выбора? Так, да?
Ну и пусть! Раз так, то...
И у тебя, моя серая страна, тоже – не будет! Ты меня – признАешь! За высший сорт!..
XX. Голуби воркуют
XX. Голуби воркуют
Фортель пылил по бугристой дороге – мимо шатких развалюшек, мимо покалеченных солдат с костылями, мимо тощих коров и драных коз; мимо высоких пеньков и низких осинок жиденького леска...
Я безразлично глядела – сквозь щель в дверце – на картины нищеты, ободранности, уродства...