Но книксен я сделала удачно. И спасительное письмо, полуприсев, подала снизу – вверх. И наиласковым тоном пояснила: «Я – Марта Ронс. Здравствуйте, уважаемая миссис Томпсон-Клерк! Меня направила в ваш добрый дом миссис Джон Смитсон... Леди Розе ничего более не требуется! Она – на пути к Эдему...»
Слушая меня, миссис Баба-Яга-Ухоженная вскрывала письмо. Но прочесть его ей не удалось. В мгновения, когда я произносила красивое «на пути к Эдему», старуха вдруг замерла. Письмо выпало из ее рук. Жесткие серые глаза наполнились слезами.
– На пути к Эдему... – прошептала старуха совсем свежим, юношеским, вовсе не скрипучим голосом. – О, Жорж, мой Жорж! Встреть ее достойно! Найди для нее Джона, мой дорогой!..
«Всё! – подумала я. – Мне пора! Пойду-ка я отсюда, пока цела!..»
Но тут Миффи зубами подняла письмо с синей ступени. Подала его хозяйке. И та, так и не разрыдавшись, прочитала добрые отзывы подруги обо мне, недостойной. Недостойной внимания, если я не имею рекомендаций. К счастью, я их – имела.
– Добро пожаловать, девочка! – сказала старуха мягко и приветливо. – Тот, кто дорог моей подруге, равно дорог и мне...
Миффи весело помахала мне своим белоснежным опахалом.
Я посмотрела на голубей. Они клевали что-то на лавке. И нагло выглядели простыми нормальными птицами.
– Благодарю вас, леди Матильда! – Я еще разок сделала книксен. Так, на всякий случай. – Вы позволите называть вас так просто?
– Разумеется, девочка! – проскрипела старуха. – Кстати, можешь именовать меня даже: миссис Баба-Яга-Ухоженная. Если пожелаешь. От протеже моей благодетельницы я, пожалуй, стерплю любые оскорбления...
Открыв рот, я стояла, стыдясь трех вещей: своих грязных мыслей; своего позорного недоверия к родной моей интуиции; детской наивности леди Розы, полагавшей, что ее бывшая экономка – простая нормальная женщина.
– Да! Моя леди Роза всегда витала в облаках... – подтвердила старуха мою последнюю неозвученную мысль. – Ты, как я слышу, совсем не такова...
Вот так и начался новый этап моей жизни.
Синий домик, старуха-телепат, собака-альбинос, тихая деревушка – ну, и кто там в тихом омуте водится-то, леди и сэры? – и пьяные балагуры в трактире «Золотой вискарик»...
Умывшись, кое-как почистив одежду, поев холодных блинов с ежевичным джемом, я направилась в трактир, чтобы сказать Фортиссимо, что он – свободен от меня, потому что мне точно не нужно «в запас».
Я сочла, что мои родные мысли, как правило, не столь уж плохи, чтобы слишком уж бояться прослушки со стороны старушки.
В трактир меня сопровождала Миффи. Леди Матильда велела ей пойти – и зорко оберегать мою девичью честь от пьяных пройдох.
Домашние пинетки Миффи сняла сама – стянула с лап зубами. И, даже не зная, кто завязывал шнуры собачьих тапок раньше, я сразу сообразила: теперь должность тапковяза – наверняка! – достанется мне.
Миффи обладала превосходным характером. Любопытная, послушная, деловитая, самоуверенная, добродушная. Хм. Мы были с ней – одного типа девушки.
К трактиру я подошла вся облепленная длинными нитями белой собачьей шерсти. Потому что дружелюбная Миффи частенько терлась об меня боком, старательно выражая симпатию.
Трактир мне понравился. Очень.
То был двухэтажный каменный дом. На первом этаже – уютная забегаловка-выпиваловка. На втором – маленькие спальные номера. Очень чисто. Всюду – красная каменная кладка и дубовая мебель. И дурманяще-сладкий аромат – видимо, кленовой бродиловки...
Хилый рыжий парень моих лет пообнимался с Миффи у входа в трактир. Она не протестовала. И получила – вареную сардельку.
Я, тщетно отряхивая платье, и Миффи, на ходу жуя подношение, – мы быстро прошли сквозь заздравные выкрики шести мужчин. И, по наводке парня, устремились на второй этаж.
Я постучалась в номер Фортиссимо. Кучер тотчас отпер. Мы с Миффи вошли.
На смятой кровати сидела растрепанная горничная и глупо хихикала мне в лицо.
Фортиссимо порадовался, что я зашла его отпустить, не заставив напрасно ждать до ночи.
«Теперь смогу хоть вволю напиться!» – весело прогудел кучер.
И, боюсь, имел он в виду вовсе не колодезную водицу...
На обратном пути какой-то пьяница ухватил меня за подол. Миффи сплюнула хвостик сардельки и защемила руку хама своей овчаристой пастью.
Дело обошлось малой кровью.
Могло бы обойтись и совсем без крови. Ведь Миффи не планировала грызть пьяницу. Она просто держала его за руку – мол, соображай, парень, к кому полез; мол, я тут – охраной невинной девицы, мои пардоны!