Я смолкла на несколько секунд, пытаясь сообразить, о какой-такой каре идет речь. А белая невеста пропела что-то маркизу. Он вскочил на ноги. И влюбленные заспешили на небо. Под ручку. По розовой ленточке, тянувшейся до серенькой тучки...
Подле меня ненадолго задержался аромат акации – подло-волшебный запах белой невесты! Но чары цветущей акации вскоре развеялись. А вот труп маркиза остался посреди кладбища – насовсем.
– Недодумки! – обозвала я ушедших едким словцом леди Матильды. – Без тел, в тучке – что за любовь, хотела бы я знать?! Тоже мне, Кэтрин и Хитклифф нашлись! У тех – хоть почва под ногами была, пусть и болотистая!
Мое сердце терзала злобная обида. Чтобы от нее избавиться, я решила посмотреть на ситуацию с практической точки зрения. Ведь от эмоций близ трупа – толку мало!
Итак, что я имею?
Документы оформлены удачно. Три четверти всего маркизова имущества – мои, а четверть наличкой – каких-то замшелых родственников-седьмая-каша-на-киселе.
Мне всю жизнь придется стоически молчать о том, что брачной ночи у меня с маркизом – не случилось. И носить траур. Долго-долго. Увы и ах!..
Я обиделась на белую леди – идеальная красавица украла моего законного мужа, не дав мне им попользоваться! Я обиделась на маркиза – ох, наверное, большая часть всей его предсвадебной болтовни состояла из коварных выдумок!
Но в целом, учитывая, что влюбленная парочка – более-менее жива, хоть и прозрачна; и совершенно счастлива где-то на тучке, – в целом, из-за такой концовки бренной жизни маркиза-подлеца не стоило слишком уж огорчаться. Беспокоиться мне надо – по другой причине!
– Недодумки! – грустно молвила я останкам маркиза, лежавшим на земле. – И куда мне теперь девать лишнее тело? Им-то хорошо, бесплотным! Что с них потребуешь?! А вот кто теперь ответит за труп?!
Я наклонилась к маркизу, чтобы попытаться понять: закололся он или отравился? Повреждений на одежде не нашлось. Губы пахли апельсиновым ликером.
В глубокой задумчивости я принялась бродить вокруг тела.
«Пойти домой, сказать там, мол, молодой муж споткнулся о могилку, упал и умер? – страдала я. – А сама-то я поверила бы такому объяснению? Нет!.. Если маркиз не отравился, а умер сам – еще ладно. А если ликер был с ядом?.. Что мне делать?..»
Долго думать мне не пришлось. Раздался противный лай охотничьей собачонки. Четверть от Миффи та собачонка, но самомнения – бездна!
Брехливая зверюшка подбежала ко мне. И заскулила над трупом.
Через несколько секунд рядом оказались: дворецкий – дюжий рыжий педант лет сорока, конюх – крепкий чернявый оболтус лет двадцати, и два типа в широких черных куртках на меху. На плечах неизвестных – нашивки с золотыми коронами. Мне это не понравилось.
Мужчины окружили меня плотным кольцом.
Головных уборов на них не было – у всех от холода пылали уши.
– Сержант! Доложить по форме! Что мы имеем?! – приказал один незнакомец другому.
Сержант – добродушный на вид, деревенского типа парень, – резво покатал туда-сюда по каменистой почве труп сбежавшего маркиза, проверил одежду, поискал ранений.
– Тело покойного покойно недавно! Еще не остыло, инспектор! – отрапортовал сержант. – Видимой причины смерти не видно! Возможно – яд, а?
– Сэм! Я жду не вопросов, а выводов! – недовольно проворчал инспектор. – Попробуй применить метод дедукции!
Сержант Сэм попробовал: он наморщился, скрючился от натуги – и стал похож на родных обезьян Дарвина.
– Думай головой, сержант! – приказал инспектор. – Я жду!
Дворецкий и конюх почтительно помалкивали, придерживая меня под ручки. Боюсь, вовсе не из любезности и не из сострадания ко мне, овдовевшей.
Сержант еще немного пошарил по маркизову телу. Вывернул все карманы. Понюхал рот покойника.
– Требуется наш анатом, чтобы анатомировать и искать следы яда! Сам я что-то ничего тут не унюхиваю! Только ликерчик! – вывел Сэм свое умозаключение. – А супругу ликерного трупа поместим в камеру предварительного следствия! По подозрению в предумышленном убийстве. Или не в предумышленном, а – просто так, нечаянно.
– Молодец, Сэм! – одобрил инспектор. – Аресты всегда – не лишние в деле сыска!
Я внимательно посмотрела на одобрителя арестов. То был немолодой, высокий беспредельщик с сединой на висках и с черными усами-щеточками. Стальные глаза блестели неумолимым весельем.