Что-то кольнуло меня в грудь. Меня обдало жаром – изнутри.
Вихрь неожиданно стих, выронил из своих грязных лап мою собаку. Миффи кулем свалилась на мостовую.
Легкий ветерок спустил с просветлевшего неба трех девушек – полупрозрачных фей.
Катальщица бешено завизжала. Три девицы с ветерком окружили злыдню. Напрасно та пыталась их заколдовать. И серый подол, и черные заклятья потеряли силу!
Ветерок и феи – или девы-ангелы? – устроили вокруг белобрысой бестии настоящий хоровод. Они заставили катальщицу сжаться и провалиться сквозь мостовую.
Мне чудилось: ветерок поет вместе с феями. Слов песни я не понимала. А мелодия была нежна и прекрасна.
Всё это длилось не более минуты.
Поблагодарить спасительниц я не успела. Три девицы с ветерком отступили от опустевшего места – и поплыли прочь, как бледные облачки.
Миффи завозилась, стряхивая с себя песок. С меня спала свинцовая тяжесть.
– Подождите! – окликнула я призрачных девиц, простирая к ним руки. – Кто вы?! Вы – кто?!
Девицы замерли в воздухе. Сквозь их белые одеяния протянулся ко мне золотой луч уже окрепшего солнца.
Первую фею я узнала: то была невеста моего покойного маркиза! Меня это потрясло.
Вторая и третья показались мне незнакомками.
Но вот, одна из них сказала чуточку ворчливо: «Катальщицы не имеют представления о хороших манерах! Отсутствие воспитания – несомненное зло! Рада тебя спасти, Марта, дочка!» И я с удивлением узнала приятный голос леди Розы, отчего-то помолодевшей на полстолетия.
А другая юная фея погрозила нырвольфу пальчиком. И с укоризной произнесла тонким голоском: «Как тебе не стыдно, Миффи! Тебе пора бы стать поумнее! И получше сторожить Марту!»
«Эээээээээээээээээээээээээээээ!» – смущенно протянула Миффи, умильно жмурясь и протягивая правую переднюю лапу в сторону своей прежней хозяйки, в синем домике которой гномы когда-то красили потолок.
Я вознамерилась задать феям множество вопросов. Однако, дружно улыбнувшись нам с Миффи, три девицы с ветерком полетели прочь. Оставив меня, спасенную, в полной растерянности...
XL. «Я лучше уйду в монастырь!..»
XL. «Я лучше уйду в монастырь!..»
Робко накрапывал солнечный дождик. Моя интуиция блаженно дремала...
Черная муслиновая вуаль, ниспадавшая с модной мини-шляпки на мое лицо, скрывала от зевак воспаленные царапины. По давнему опыту я знала, что шрамов не останется, если смазывать ранки оливковым маслом, смешанным с йодом. И потому я не слишком беспокоилась из-за подпорченной смерчем внешности.
Зато моего жениха выбило из равновесия сообщение о том, что я и Миффи едва не стали жертвами магии сотрудницы психушки. Мистер Тимати даже проникся – наконец-то! – подлинным сочувствием к моим психо-друзьям по несчастью. Я уяснила для себя: случается, что даже весьма разумный мужчина не в силах осознать всей серьезности угрозы, пока собственными глазами не увидит на лице своей любимой кровавые следы мистического покушения...
Из особняка леди Глэдис я вышла одна-одинешенька. На случай, если кто-то станет отслеживать меня с самого начала моего турпохода-наугад в стан неведомого врага.
Принаняв первую встречную одноколку – разумеется, подосланную ко мне милягой Сэмом, – я мягонько затряслась над двумя крепкими колесами, с улыбкой вспоминая недавний рассказ потешного сержанта...
«Спасу от дураков нет! Реально кошмаром на допросах кошмарят иные наши поддопросные! – пожаловался Сэм на очередную изловленную убийцу, когда забегал на обед в дом леди Глэдис. – Дамочка нам, значит, и говорит: «Диспноэ у мужа вечно в друзьях имелось, противное! Никакой любви со мною лично! Если вы понимаете, о чем я!..» А инспектор ей: «Разве же это повод, дамочка, травить мужа ядом для крыс? Вы – чудовище!» А та ему эдак жеманно: «О, нет! Не я! Цефалгия – всему виной! От нее у меня и стала непереносимость пыхтения супруга, упокой его теперича небеса!» Ну, я уж вскочил, чтобы стоять наготове. Приготовился адреса для поимки узнать – и скорей бежать, поймать. Полюбовника Диспноэ и соучастницу Цефалгию ловко словить! А тут мне инспектор подмигивает: «Сиди, Сэм, сиди неолитно! Эта паразитка про родню Диспепсии чепуху городит! Дело закрыто! Дамочке – хана, Сэм!» А про то, как больно умно тюремный врач болезнь моего брюха в прошлом году обозвал, я крепко помнил. От удивления на эдакое дивное словище: «диспепсия»!.. Вот ведь, убийцы какие пошли! Слов заумных наберутся, что вшей! И шпарят ими потом на допросах. Вместо чистосердечного вам признания простым народным слогом!..»
Сэм всегда описывал комические истории с самым серьезным видом. И лишь в конце подпускал легонький смешок: мол, я и сам понимаю, каким олухом выгляжу, но ведь надо же кому-то наполнять серую жизнь ярким, понимаешь ли, юмором!